Онлайн книга «Сама виновата»
|
– В том и дело, что не хочу, – пожал плечами Кирилл. – Постарел, что ли. – Не выдумывай, – отмахнулась Ирина. – Пора уже отвинчивать колеса. – В смысле? – Помнишь, у Егорки на велике было сзади два дополнительных колесика, а в прошлом году я их снял? Ну так и мне пришло время самому держать равновесие. Не хочу я больше вопить, какая хреновая жизнь, особенно теперь, когда я счастлив. Да и вообще… Жизнь есть жизнь, криками ее не переменишь, только горло надорвешь. Ирина нахмурилась: – Ты хочешь сказать, что больше не будешь писать стихи? – Нет, что ты. Только теперь обойдусь без пластмассовых колесиков музыки и своей дивной красоты. Пусть без этого решают люди, хороши мои стихи или плохи. – Конечно, хороши! Вода в кастрюле закипела, Ирина бросила туда зажарку, помешала, убавила газ и стала лепить котлеты. – Слушай, а как люди узнают твои стихи, если ты больше не будешь петь? Кирилл признался, что рассылает свое творчество в редакции разных журналов. Ответа пока ниоткуда не получил, но зато поссорился с товарищами из рок-клуба, обвинившими его в приспособленчестве. Якобы он ради публикации готов предать свои убеждения и писать беззубые идеологически выдержанные вирши. Напрасно Кирилл доказывал, что отлично зарабатывает в цеху и ему нет ни малейшей необходимости продавать душу ради куска хлеба, напрасно твердил, что молодость уходит, унося с собой желание бунтовать против несправедливости бытия, и хочется жить уже не против, а ради чего-то. Все оказалось бесполезным. Старые приятели не желали признавать, что жизнь, в общем, очень даже неплохая штука и предоставляет море возможностей быть счастливым прямо здесь и прямо сейчас. – Короче, – вздохнул Кирилл, – и от ворон отстала, и к павам не пристала. – Ничего, Кирюш. Ты, главное, не бросай писать, а там оно как-нибудь образуется. Он усмехнулся и взглянул на экран. Там снова была Полина, что-то говорила, глядя прямо в объектив. – Когда я смотрю на нее, то думаю, что, если нас выпустят из подполья, мы погибнем, как водолазы от кессонной болезни при слишком быстром всплытии, – вдруг сказал Кирилл. – Прости? – подняла бровь Ирина. – Рок я имею в виду. От резкого падения давления начнется кессонная болезнь, и жизни в нас не станет. Выродимся во что-то такое невнятно-тоскливое, как Полина, и все. * * * Проснувшись, Ольга еще долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе – не удастся ли вновь провалиться в небытие. В коридоре слышались легкие шаги мамы, в кухне шумела вода, с напором бьющая из крана, звякали чашки – уютный домашний шум. Ольга приподнялась на локте, взбила подушки, снова опрокинулась на спину и зажмурилась. Хоть бы еще десять минут… Только в комнате было слишком душно, чтоб спать, потому что муж все-таки закрыл форточку. Неотвратимо надвигался новый день. – А я тебе принес кофе в постель, солнышко, – муж появился на пороге, держа в руках фарфоровую чашку с золотыми петухами. Ольга растянула губы в улыбке. Муж поставил чашку на столик-торшер и ловко подоткнул подушки, чтобы жене было удобно пить кофе. – Бутербродик принести? – он нашел под одеялом ее ногу и легонько пожал. «Какая у него все-таки улыбка, – подумала Ольга, – мягкая, добрая… Он хороший человек». – А принеси. – С колбаской? – А с колбаской. – Секунду, солнышко. Он убежал, а Ольга взяла чашку и подула на дымящийся кофе. По бокам чашки и на блюдечке – четыре петуха, распушили хвосты и воинственно глядят друг на друга. В детстве она так любила на них смотреть, сочиняла сказку, почему они дерутся. Даже имена давала, главному, с крошечным сколом по ободку над хвостом, – Петя, а остальным уж не вспомнить какие. Она сделала глоток, и тут в комнату вошла мама. – Что за барские замашки, Оля, вы тут развели? Она пожала плечами. – Смотри, прольешь, как будешь отстирывать? Пятна от кофе не отходят, между прочим. – Это от чая не вывести. – Я тебя предупредила. И чашку зачем взяли? Разобьете сейчас, а это моя любимая! Ольга с максимальной осторожностью вернула чашку на столик. А ведь и правда, ей разрешали попить «из петухов» только в самых чрезвычайных ситуациях, когда она тяжело болела и не было гарантии, что выживет. Раза три в жизни всего, а остальное время чашка стояла в горке. – Все, поднимаюсь. – Да уж пожалуйста. Прекращай ты это безобразие, серьезно тебе говорю. Ольга молча поднялась, рывком раздернула шторы и вгляделась в синее утро ленинградской зимы. Голые ветви тополей сплетались в мрачные узоры, а во дворе лежал снег, серый, как алюминиевые ложки в столовой. Вдруг зашумело, захлопало, и на дерево под самыми окнами тяжело опустилась целая стая ворон. Они каждое утро делали здесь привал по дороге на мясокомбинат, поэтому никакого знамения тут не было, но все равно нахлынула тоска. – Доченька, я ведь тебе только добра желаю… – Я знаю, мама, спасибо. – И не надо со мной сквозь зубы разговаривать, будто одолжение делаешь. Лучше посмотри, как ты зашпыняла своего мужа. Почему он перед тобой на задних лапках должен прыгать? Ольга пожала плечами: – Просто любит меня и хочет сделать мне приятное. – Смотри, заиграешься. В вашей-то ситуации, знаешь, не стоит тебе харчами перебирать. – Хорошо, мам, не буду перебирать. – Роди сначала, а потом перебирай. – Мама, я поняла. – Соберись вообще, доченька, на тебя последнее время смотреть противно. Кисель, да и все тут. – Просто настроение плохое. Мама фыркнула: – Это тебя жареный петух в попу не клевал! Конечно, в жизни не видела ничего, жила на всем готовом, вот и ходишь, киснешь от всякой ерунды, не знаешь просто, какие мужья бывают. Другой давно бы тебя подбодрил, а Борис вьется: «Ах, кофеечек Олечке, ах, бутербродик!», а ты и рада. Правда, чего ж на шею не сесть, раз подставляют! Накинув халат, Ольга вышла из комнаты. Муж стоял посреди кухни с тарелкой в руках, ждал, пока мама закончит воспитательный процесс. Ольга засмеялась. – Я должна тебя предупредить, что ничем хорошим это не кончится, – прошипела мама. * * * Длинный дом из серого кирпича будто по ошибке встал в ряду старинных особняков на набережной. Скупой фасад из однообразных, как соты, окон, первый этаж облицован черным камнем, и на козырьке широченного подъезда вывеска издательства – вот и все украшения. |