Книга Машина пробуждения, страница 34 – Дэвид Эдисон

Сесстри коснулась пальцем бедра Эшера. Его глаза тут же устремились к ее лицу, такому милому, даже несмотря на брызги крови на припорошенной веснушками щеке.

– Пожалуй, если в тебе есть хоть крупица милосердия, я хотела бы услышать, что он скажет, прежде чем ты вырвешь ему руки и подашь их нам на обед.

Эшеру хватило здравомыслия сконфузиться и потрясти головой, сбрасывая с себя наваждение. Он опустил неребенка на пол, хотя и продолжал удерживать одной рукой зажатым в углу между дверью и гардеробом.

Никсон закашлялся и принялся отплевываться – весь его мир сократился до крошечного сгустка боли там, где полагалось находиться легким. Вдох. Выдох. Вот зачем его постоянно так сильно душат?

– Полагаю, ты понимаешь причину нашей озабоченности.

Сесстри стояла плечом к плечу с Эшером, глядя на мальчишку сверху вниз. Она предотвратила его случайную гибель от недостатка кислорода, но Никсон был не настолько глуп, чтобы ожидать от нее хоть какого-то сочувствия. Боже Иисусе, пусть эта пташка и хороша собой, но сердце у нее холоднее, чем сиськи у Киссинджера ^[14].

– Говорю вам, придурки, я тут ни при чем. Какого хрена я, уже получив побои от них, должен терпеть их теперь еще и от вас? – Он сверлил серого человека полным ярости взглядом. – Я всего-то и хотел что новую футболку.

– Не думаю, что он к этому причастен, хотя вовсе не из-за его внутреннего благородства. – Сесстри отошла к подоконнику, все еще заляпанному кровью Купера, подняла руки и сцепила пальцы на затылке в замок. – Лица их разглядел? – поинтересовалась она у выбитого окна.

– Да.

Эшер не мог не заметить в глазах нападавших безумие, проступавшее сквозь жажду крови. Он чаще и чаще сталкивался с этой формой сумасшествия на улицах Неоглашенграда.

– Зачем нападать именно здесь? Почему им было не похитить Купера, пока он плутал по городу целый день в одиночестве? – Сесстри бросила на Эшера обвиняющий взгляд.

– Без понятия.

Собеседники, словно падальщики на труп, набросились на вставшие перед ними загадки.

– И кто стоит за всем этим? – Эшер обвел взглядом окна, выбитые людьми, врывавшимися в дом. Украшенные каллиграфическими письменами обои были изодраны и забрызганы кровью. Вот вам и сила колдовских печатей. – Кто бы ни сделал это, он знал, когда и где нанести удар, что серьезно сокращает список ублюдков.

– Должно быть, они просто не ожидали, что Купера отведут в Неподобие и там бросят. – Еще один взгляд.

– Я выслежу их и вырву у них сердца! – Эшер вышвырнул в окно осколок стекла, и тот вонзился в клумбу.

– А тебе не приходит в голову мысль, что именно подобной реакции и ждут от тебя наши недруги? – Дикий пес расправится с добычей столь же быстро, как и обученная борзая, но охотнику ничего не оставит.

– Какая разница? Разве это повлияет на наши дальнейшие планы?

– Возможно, если ты собираешься устроить бездумную резню. Так что мы будем делать?

– Послушайте, – встрял Никсон. – Если скажете, в чем ваша проблема, то я знаю пару ребят…

– Определенно нет, – заставила его заткнуться ладонь Сесстри.

– Что произойдет, – спросил Эшер, – если я потерял нашу единственную путеводную нить? Что если мы проиграем, Сесстри? Ты хоть знаешь? Я – нет.

– Приближается сварнинг, – произнесла Сесстри, и на лице ее вдруг возникла печать понимания. – Мы все утонем.

Секунда молчания. Затем другая. Сесстри сидела абсолютно неподвижно, парализованная страхом.

Эшер медлил, не зная, как ему поступить. Спросить, все ли с ней в порядке? Попытается ли она его пырнуть, если дотронуться до ее плеча? Не будет ли для него эта цена даже слишком низкой? Эта женщина… Скоро их ждала участь в прямом смысле худшая, нежели просто небытие, и одного только факта присутствия Сесстри рядом хватало, чтобы наполнить мысли серого великана образами цветов и рассыпавшихся по подушкам розовых волос.

Умирающие более не могли Умереть, а Эшер зациклился на предмете своих вожделений. Он был уже слишком стар – число прожитых им лет, пожалуй, уже перевалило за миллиард – и все же не чувствовал в том своей вины. «Что привлечет ее внимание? Могу ли это быть я?»

Из погруженности в собственные мысли их вырвало смачное ругательство Никсона:

– Простите мой трахнутый в зад французский, но Маленький Токио, мать его, горит.

Сесстри бросилась к окну. Красно-дымное зарево поднималось из-за желтых холмов. Впрочем, она не была уверена, что речь идет именно об огне. Там располагался Бонсеки-сай, район, которому Никсон дал столь странное, ничего не значащее для нее название. Именно там проснулась Сесстри, когда попала в Неоглашенград; там и нашла ее домовладелица Алуэтт. И сколь бы ни казалась абсурдной эта мысль, Сесстри не думала, что это простое совпадение.

Тэм выглядел ровно настолько уставшим, насколько себя ощущал. Некогда ухоженную униформу запятнали грязь и кровь, и он стоял, изможденно привалившись к дверному косяку, пока госпожа продумывала свой следующий ход. Лицо его раскраснелось от непрерывной беготни.

– Тэм, сгоняй за моими инструментами. Ежедневная рутина уже так надоела, но, может, хоть это утро будет чем-то отличаться от других.

Лалловё Тьюи подошла к дверям своего кабинета, задумчиво оглядывая облицованную дубом комнату. Голова маркизы была практически не видна за высоким накрахмаленным воротником и накладными плечами вычурного платья, пошитого из розового шелка; она разглядывала овальную библиотеку, принадлежавшую ее мужу, в поисках чего-то выбивающегося из общего ряда, недостающего или же снабженного тайной пометкой – лицо ее имело такое выражение, словно при первом же намеке на подобное оскорбление она сожгла бы всю эту комнату и заставила потом строить ее с нуля. Может быть, всему виной черная отделка из чапараля – цвета Теренс-де’Гисов, украшенная резьбой в виде персиков и гранатов. А может быть, дело в нефритовой и агатовой плитке, устилавшей пол.

– Инструменты? – растерянно спросил Тэм, надеясь, что ослышался от усталости, поскольку прекрасно знал, что под «инструментами» Лалловё может подразумевать только одно – лежавший в небольшом шкафчике ее кабинета чемодан, наполненный приспособлениями для пыток и убийств. Обтянутый бледно-зеленым дамастом ^[15], разрисованным крошечными желтыми цветочками, излучающий сильный аромат лаванды и иссопа, хотя, впрочем, и не оглушающий. Тэму частенько приходилось счищать засохшую кровь, экскременты и лохмотья внутренностей с хранившихся в чемодане приспособлений, но никогда прежде госпожа не брала их в руки в его присутствии. В такие дни Тэм всегда запирался в выделенном ему для отдыха закутке и как можно громче играл на лютне, только бы заглушить доносившиеся до него вопли.