Книга Король решает всё, страница 73 – Остин Марс

— Ваши северцы похожи на моих славян. — Вера включила чайник, открыла холодильник, вздохнула и закрыла, тоже уселась за стол. — В моём мире про них ходят глупые шутки, как будто в стране живут только алкоголики, которые играют на балалайках и ездят на медведях.

— И насколько это правда? — заинтересовался министр, Вера медленно подняла плечи, разводя руками:

— Проблема алкоголизма, конечно, есть. На балалайках уже давно играют только этно-группы, и те для прикола. А медведи… они классные. Очень умные, люди их прикармливают и они без боязни заходят в деревни, когда в лесу есть нечего. Но они не нападают на людей, так, мусорки попереворачивают и может, незапертый погреб чей-нибудь проверят на предмет варенья.

— Правда? — министр с улыбкой приподнял брови, — северцы постоянно шутят о том, что медведи любят сладкое, но мне казалось, это такой специфический юмор.

— Ну почему, они же ягоды в основном едят, мёд, если найдут. Так у вас тоже есть медведи? Большие?

— Я никогда не видел, — качнул головой он, — только шкуру. Но шкура, конечно, большая, больше лошади. В Карне нет крупных животных, сюда даже быков и овец в своё время завозили из Ридии и Цыньянской Империи. А на севере водятся разные звери, которых живьём видели только северцы и всякие богачи, которые ездят туда на экзотический отдых. Не знаю, что они в этом находят, я был там всего раз в жизни и больше не поеду.

— Почему? — спросила Вера, он поморщился:

— Их представления о гостеприимстве несколько… ошеломляющие. Такое не каждый гость выдержит.

Вера хихикнула и предположила:

— Много еды, ещё больше водки, баня и песни с танцами до утра?

— Почти, — невесело усмехнулся он, — а на следующий день ещё и охота. У них ездят на санях, запряжённых тремя лошадьми, по сухому снегу эти сани развивают огромную скорость, а северцы управляют ими так, как будто везут дрова. И это на следующий день после такой пьянки, подобных которым нет больше нигде в мире.

Вера ахнула и закрыла рот ладонью, пытаясь не смеяться, министр бросил на неё насмешливо-обвиняющий взгляд:

— Вообще не смешно. Я когда вернулся, ещё несколько дней в себя приходил и сказал королю, что больше я на север ни ногой, там сумасшедшие люди. Заключать с ними договоры о поставках, конечно, важно, но… — он медленно качнул головой, глядя в стол, непроизвольно передернул плечами, — я не способен столько пить.

Вера задавливала смех, как могла, встала выключить чайник и стала доставать посуду. Заварник был на том же месте, где она его оставила, чашки тоже, она взяла банку с чаем и попыталась открыть, но крышка оказалась слишком тугой, а рука ещё побаливала. Обиженно надув губы, Вера не глядя протянула коробку министру, сама второй рукой открывая ящик с ложками. И спустя пару секунд поняла, что брать из её рук банку никто не собирается. Она удивлённо обернулась и посмотрела на министра в ожидании объяснений, он сидел, сложив руки на груди и глядя на неё чуть ироничным взглядом. Голос был сухой и прохладный, он уже давно с ней так не говорил:

— И вы продолжаете утверждать, что вы не из благородной семьи?

Вера опустила руку, озадачено приподняла брови и суховато сказала:

— Не поняла.

Он указал глазами на банку:

— Вы привыкли к беспрекословному подчинению. Можете сколько угодно утверждать обратное, но манеры, приобретённые в течение долгих лет, не исчезают в один миг. Конечно, вы из другого мира и там всё иначе, но даже учитывая возможные различия, нельзя игнорировать очевидное — у вас руки человека, который никогда не работал физически. Вы с трудом поднимаете кастрюлю, я заметил, вы не привыкли носить тяжести. Вы носите дорогие украшения, хорошо шьёте, уверенно ходите в такой обуви, в которой можно ходить только по паркету, но никак не по улице. Так насколько же в вашем мире «равноправие», госпожа Вероника?

Вера опустила глаза, чувствуя как внутри поднимается волна горькой обиды, поставила банку с чаем на стол, просто чтобы что-то делать, а не стоять столбом.

«Это не манеры благородной. Это манеры красивой девушки, которая привыкла, что рядом всегда есть мужчина, готовый помочь. Если и не свой, то даже просто на улице или в транспорте всегда можно улыбнуться ближайшему и попросить открыть бутылку, я всегда так делала, никто никогда в жизни не отказывался. Наоборот, все всегда рады помочь, все мои знакомые парни говорили, что такие просьбы льстят и поднимают настроение, любой нормальный мужчина от семи до семидесяти с удовольствием поможет девушке просто за улыбку.

Может, дело в том, что я не улыбнулась?

Чёрт, какая разница… Это в любом случае будет поведение «умной и красивой», которая хочет облегчить свою жизнь за чужой счёт.»

Вера медленно выдохнула и ещё раз попыталась открыть банку. Крышка не поддавалась, рука болела. Министр за спиной раздражённо сказал:

— Давайте сюда.

— Я справлюсь, — сухо ответила Вера, сжала зубы от боли и налегла сильнее, крышка скрипнула и открылась. Терпкий запах чая с первым вдохом заполнил лёгкие, защекотал горло. Она сглотнула и подумала, что до смерти не забудет этот запах. Насыпала листья в заварник, чувствуя, как дрожат руки, залила водой и аккуратно закрыла крышку, пытаясь тянуть время. Села за стол и уставилась в пространство, всем телом чувствуя, как растёт давление в комнате.

— Ну, — прохладно произнёс министр, — вы собираетесь игнорировать вопрос?

Вера вздохнула и попыталась улыбнуться, получилась кривая нервная гримаса, и она опять расслабила лицо, стараясь сделать его бесстрастным.

— Мы живём в очень, очень разных мирах, — наконец сказала она.

— Мы живём в одном мире, госпожа Вероника, — саркастично ответил он, постучал пальцем по столу и ещё ехиднее добавил, — здесь, нравится вам это или нет.

— Если я ничего не могу изменить, — тихо ответила она, — это ещё не значит, что я обязана радоваться.

— Вы предпочли бы вернуться обратно? — с сарказмом спросил он, она удивилась, вопрос был задан как несомненно риторический. Пожала плечами и сказала:

— Было бы неплохо.

— Хватит врать, — с явным раздражением ответил он. Она молча встала и вышла из комнаты, нервно простучала каблуками до библиотеки, взяла со стола «часы истины» и стремительно пошла обратно. Припечатала их к центру стола и дрожащим от злости голосом заявила:

— Я не из благородных. Мы никогда не держали слуг. Я умею работать физически, в моё время на внешний вид рук это никак не влияет. И я была бы невероятно рада вернуться домой, в мир, где моё образование чего-то стоит, где у меня есть друзья, где меня никто не хочет убить или использовать, и где меня не изучают и не рассматривают, как забавного зверька.

Он молчал и смотрел на неподвижные часы, она сложила руки на груди и села, уставившись в стену, внутри всё тряслось, звенящая тишина отдавалась в голове болью.