Книга Дай мне руку, страница 62 – Остин Марс

— С Виталиком? — прохладно поинтересовался министр, Вера отмахнулась:

— Нет, он не любит походы.

— И он вас отпускает?

— Его никто не спрашивает, — поморщилась Вера.

Он медленно глубоко вдохнул и бросил на неё осторожный взгляд:

— Я должен извиниться за… — Вера горько рассмеялась и закрыла лицо руками:

— Это становится традицией.

— Нет, — он с досадой поморщился и выровнялся, — я от своих слов не отказываюсь, мне просто следовало сказать это по-другому. Но лучше я один раз скажу так, чтобы вы запомнили и больше так не делали.

— Мы не в Империи, — ядовито проговорила Вера, — не надо меня дезинформировать! Лопнула ваша монополия, смиритесь с этим, я хожу на рынок, общаюсь с людьми и я прекрасно вижу, какие тут отношения в семьях, в Карне общество уже достаточно развито для равенства, ваша домостроевская модель здесь не актуальна.

— В Карне бардак, — рыкнул министр, — это неправильно и я не хочу, чтобы вы считали это нормой. Не привыкайте командовать мужчинами, это вас до добра не доведёт.

— Поздно, господин министр, — с сарказмом развела руками Вера, — я уже привыкла, я была старостой группы, капитаном команды, начальником отдела — я всю жизнь командую! У меня лет в семь была кличка «папин прокурор» и все городские шишки разговаривали со мной исключительно вежливо.

Он невольно прыснул и переспросил:

— «Папин прокурор»?

— Да, у папы был ненормированный рабочий день и ему часто звонили вечером или ночью. И он просил меня, если я беру трубку, сразу спрашивать, кто и по какому вопросу. И я делала вид, что не расслышала, переспрашивала так, чтобы папа услышал, кто его ищет. А он мне знаки подавал в зависимости от ситуации, что сказать — что он перезвонит, или что он занят. Я со временем всех запомнила, кому он сразу отвечает, а кому можно говорить, что папа, допустим, вышел куда-то, когда он на самом деле ужинает, чтобы его не отрывали от стола. И однажды какой-то новый большой начальник начал мне грубить по телефону, не захотел отвечать, кто он, потому что типа я ребёнок и он не будет со мной разговаривать. Я ему прочитала лекцию по культуре речи и трубку положила, а он потом папе высказывался, что папа растит прокурора, а папа ему объяснил, что это норма, и что кто бы ни взял трубку в его доме, представляться таки надо. Я запомнила его голос и потом специально мурыжила по полчаса и заставляла представляться каждый раз, а он обзывал меня прокурором, меня потом всё предприятие под этой кличкой знало.

Министр тихо рассмеялся и покачал головой:

— Да… Как только мне начинает казаться, что мы наконец-то друг друга понимаем, вы в очередной раз показываете, какая между нашими мирами пропасть. — Вера помрачнела и отвернулась к огню, министр добавил: — Хотя, я лет в семь тоже считал себя самым важным человеком в мире. Я мог прийти на заседание акционеров к отцу и гордо высказать своё мнение по вопросу, и он меня внимательно слушал, а остальные не решались говорить вперёд него. Вот и выходило, что все слушают отца, он слушает меня, значит, главнее меня никого в мире нет.

Вера усмехнулась и кивнула:

— Столько лет прошло, ничего не изменилось.

Он бросил на неё шутливо-укоризненный взгляд, Вера рассмеялась, он тоже улыбнулся:

— Расскажите ещё про подругу. Чем ещё вы с ней занимались?

— Ездили в лес с ролевиками, это вроде как костюмированная вечеринка такая, все одеваются эльфами и носят бутафорское оружие. Я тогда выиграла чемпионат по метанию ножей, а Милка с какой-то дриадой гнома не поделила и накостыляла ей пластмассовым мечом, нас выгнали. И мы пьяные шли по лесу до трассы в эльфийских костюмах и ловили машину среди ночи.

Министр тихо рассмеялся, впечатлённо качнул головой:

— Как вы с ней дружите до сих пор?

Вера пожала плечами:

— Ну я, допустим, тоже не подарок.

— По вашим рассказам не похоже.

— Это потому, что рассказываю я, поверьте, если бы вы говорили с ней, вы бы увидели ситуацию с совершенно другой стороны.

— По-моему, тут с какой стороны ни глянь, а проблемы создаёт она. Почему вы позволяете так с собой обращаться?

Вера медленно глубоко вдохнула, выдохнула и пожала плечами:

— Её не переделаешь, тут либо любить как есть и всё прощать, либо расстаться навсегда. Я выбираю любить и прощать, у меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться. Тем более, что мы всю жизнь вместе, а если судьба свела, то это не просто так, это для чего-то нужно.

Он перестал улыбаться, посмотрел в огонь и тихо сказал:

— Вы верите в судьбу?

У неё в памяти отозвался тот же вопрос, глухо, через дверь — «Вы верите в судьбу? Я не верю…».

— Да, — она с вызовом подняла голову, улыбнулась, — я верю в карму. Что ничего не происходит случайно, что каждый человек на жизненном пути — учитель, и что Вселенная не посылает нам испытаний, с которыми мы не можем справиться, только те, что по силам. И если мы с Милкой встретились, то мы нужны друг другу, я её приземляю, она меня раскачивает и вытаскивает из зоны комфорта. У неё все парни на меня похожи — скучные, серьёзные и ответственные, у них даже манера речи моя, они все технари, сообразительные, пунктуальные и рукастые. А я по жизни коллекционирую художников, пианистов, драматургов и прочих раздолбаев, хожу за ними, сопли вытираю и финансирую.

— А как же Тоша? — ядовито спросил министр, Вера улыбнулась:

— Тоша — исключение. К тому же, мы мало встречались, там почти сразу стало понятно, что ничего не получится, потому что я ощущала себя не любимой девушкой, а скорее фанаткой, дорвавшейся до звезды. Я его обожала, восхищалась, но не любила. Я им и сейчас восхищаюсь, — она пожала плечами, улыбнулась своим воспоминаниям, подчёркнуто не замечая мрачные флюиды со стороны министра Шена.

Он глубоко вдохнул и откинулся на спинку, попросил:

— Расскажите ещё. Что-нибудь доброе и весёлое.

— У вас что-то случилось? — тихо спросила Вера, он косо усмехнулся, неопределённо пожал плечами, она предположила: — Тяжелый День?

— Завтра будет Тяжёлый День, — неохотно признался министр, — но до «завтра» у меня есть ещё два часа и я хочу ещё немного «сегодня».

— Зачастили что-то ваши Тяжёлые Дни, — нахмурилась Вера. — Вы говорили, они бывают раз в полгода-год.

Он с досадой поморщился и отвернулся, недовольно пробурчал:

— Можно я ещё два часа поживу в «сегодня»?

— Ладно, — примирительно улыбнулась Вера. — Расскажите, что вас волнует «сегодня»?

— Честно? — с предвкушением конфликта оскалился министр, — больше всего меня «сегодня» волнует то, что мой торт попробовал весь отдел, кроме меня!

Вера рассмеялась, взялась за подлокотники и кивнула в сторону кухни: