Книга Факультет по связям с опасностью, страница 43 – Лариса Петровичева

- Давай, что ли, кофе попьем? Нам ведь можно кофе после этих червей?

Черников кивнул. Люде казалось, что теперь он смотрит на нее иначе, так, будто они принадлежат одному братству.

- Вообще в них нет ничего страшного, - заметил он, когда Люда принесла две кружки с кофе. Эльдар, который что-то искал в гостиной, посмотрел на эти кружки с явным неудовольствием, но ничего не сказал. – Относительно новая разработка, но в принципе очень действенная. Нужна для манипуляций. Если червь не успел внедриться, то не будет никаких последствий. А если успел… ну что же поделать, придется выполнять приказы его хозяина. Не захочешь – заставят.

- Нам повезло, - сказала Люда. Почему-то кофе казался безвкусным, хотя она заварила его почти до угольной черноты. – Саша, как думаешь, чего добивается тот, кто их запускает?

Черников неопределенно пожал плечами. После того, как они с Марго пришли в себя в лазарете, разразился ужасный скандал. Разумеется, никто не собирался обвинять Эльдара в том, что он как-то замешан в создании червей, зато на Таню, маленькую и хрупкую ассистентку господина проректора, спустили всех собак – кроме нее, никто больше не имел доступа к запасам белокудренника. Вдобавок, случилось так, что, как назло, она всегда оказывалась рядом с жертвами. Конечно, Эльдар в прямом смысле слова взбеленился – его крики было слышно по всему студгородку, и в них пару раз встречалась такая нецензурщина, которая сделала бы честь любому пиратскому боцману. Вкратце суть его фраз сводилась к тому, что человек с поврежденным сознанием – а смещение души это вам не шутки – никоим образом не способен слепить червя и подселить его. Гамрян вроде бы с ним согласился, тем более, что у Тани не было абсолютно никаких магических способностей, но Лиза, срочно вызвав Таню и осмотрев ее, подлила масла в огонь тем, что обнаружила странные нити в ауре подозреваемой. Нити не зародились там сами по себе, а имели явное искусственное происхождение, и Лиза предположила, что либо Татьяна очень опытный непосвященный маг, который крайне успешно шифруется от всех, либо кто-то манипулирует несчастной женщиной в своих целях, например, заставив ее раздобыть белокудренник. Одним словом, опять стало понятно, что ничего не понятно – но Таню на всякий случай решили временно отстранить от занятий и запретили выходить куда-либо, кроме детского блока.

- Конечно, это странно, - продолжал Черников, прихлебывая кофе. – Ладно, я понимаю, когда червей подселяют ко мне и Марго. Мы маги. А ты – человек. Неужели тот, кто способен на такую серьезную работу, не может отличить мага от человека?

- А это серьезная работа? – поинтересовалась Люда. Черников кивнул с чрезвычайно серьезным видом.

- Конечно. Тут нужен как минимум ведьмак или ведьма первого посвящения. А лучше знающий маг.

- Тогда Таня точно не при чем, - сказала Люда. – Она ведь человек. Как и я.

Черников вздохнул.

- Ты говоришь об этом так, словно извиняешься. Знаешь, а я бы хотел снова стать обычным человеком, - он мечтательно улыбнулся, и Люда заметила, как на бледных щеках пробивается румянец. – Я ведь когда-то был профессиональным танцором. Вел бы сейчас занятия у детей, судил соревнования и знать не знал бы ни о какой магии.

Люда удивилась. Насколько она успела понять, все маги искренне ценили свои способности и вряд ли согласились бы расстаться с ними по доброй воле. Магия была, прежде всего, возможностью подняться над жизнью, быть не марионеткой, а кукловодом. Вряд ли бы тот же Эльдар захотел утратить способности и вести обычную жизнь преподавателя, или кем он там раньше работал… Должно быть, Черников правильно оценил выражение ее лица, потому что решил объяснить:

- Магия меня изуродовала. Поверь на слово, я когда-то был совсем другим человеком. А стал убийцей – пусть меня использовали, но все-таки… Когда становишься магом, то теряешь право выбора. Получаешь силы, которые приходится использовать, хочешь ты того или нет. Так что не жалей о том, что ты человек. Я бы все за это отдал.

Почему-то Люде стало жаль его – она и сама не могла сказать, откуда взялось это внезапное и очень искреннее сочувствие. Ведь не станешь сопереживать владельцу «Бентли», который снова мечтает кататься на убитом «Москвиче»… Впрочем, от этих размышлений Люду отвлекла тонкая золотистая нить, проплывшая над головой Черникова – устало проводив ее взглядом, Люда сказала:

- Кажется, у меня галлюцинации из-за этого червя. Паутинки в воздухе вижу.

Она как-то вдруг поняла, что именно здесь и сейчас в этом можно признаться. К ее искреннему ужасу Черников молниеносным движением подхватил почти уплывшую нитку и протянул Люде.

- Что тут? – спросил он со странной надеждой, и Люда вдруг заметила, что у него нервно дергается нижнее веко.

Ей показалось, что она поскользнулась и падает – и то мгновение, когда все в душе томительно замирает, чтобы разлететься на осколки при ударе, растянулось в вечность.

- Нитка, - прошептала Люда. – Тонкая… золотистая.

Нить вдруг вспыхнула в пальцах Черникова и рассыпалась ворохом мелких искр. Черников некоторое время пристально всматривался в глаза Люды, а потом негромко проговорил:

- Это невозможно, Люд. Этого не может быть.

Кажется, он тоже испугался – во всяком случае, выражение его лица было таким, потрясенным и каким-то очень несчастным. Кружка недопитого кофе вдруг скользнула по столу и медленно поплыла к краю – Черников тотчас же схватил Люду за руки и с какой-то алчной болезненной мольбой пробормотал:

- Нет-нет-нет, не бойся, все нормально. Я все исправлю, не бойся. Все хорошо, хорошо…

Кружка замерла – до падения оставалась какая-то жалкая пара сантиметров. На какое-то мгновение Люде показалось, что она разучилась дышать: воздух сгустился в легких, застыл темными неподвижными пластами. Кажется, в комнате стало темнее, словно в окно вползла грозовая туча.

- Что происходит? – спросила Люда и удивилась тому, насколько жалко и обреченно звучит ее голос. Черников смотрел на нее неотрывно, и сочувствие в его взгляде было настолько пронзительным и искренним, что Люде захотелось заплакать.

- Ты меняешься, - с горечью промолвил он. – Господи Боже, ты меняешься…

***

Гамрян, который после вчерашнего вечера выглядел крайне изможденно и подавленно, усадил Люду в кресло и, вынув из ящика стола обычные влажные салфетки, принялся тщательно вытирать руки. Люда подумала, что все это похоже на ожидание в зубоврачебном кресле: ты уже сидишь в нем, а врач готовится к работе, выбирая нужные инструменты, и внутри все закручивается в тугую-претугую спираль от страха. Кабинет ректора, конечно, не имел ничего общего с кабинетом в стоматологии, но Люде казалось, что Гамрян старательно готовится к трудной операции.

Молодая рыжеволосая женщина в дорогом костюме, сидевшая чуть поодаль, пристально смотрела на Люду со странной смесью сочувствия и любопытства. Ее длинные пальцы с дорогим маникюром задумчиво скользили по древесному узору на поверхности стола; чашка свежесваренного кофе, которую принесла секретарша, осталась нетронутой.