Книга Девушка для Привратника Смерти, страница 41 – Лариса Петровичева

Еда оказалась исключительно вкусной — Эльза прекрасно понимала, что во дворцовой кухне готовят из лучших продуктов, и наслаждалась каждым кусочком. Внутренний голос заметил с интонациями баронессы Маргжетты, что Эльза сможет нормально питаться каждый день, а не выгадывать, как и на чем сэкономить получше.

Впрочем, Габриэль пока не делал ей никаких серьезных предложений, в отличие от Бена.

— Зачем столько соли? — поинтересовалась Эльза, заглянув в корзину и увидев по-настоящему огромную солонку. Габриэль прищурился и указал куда-то за ее плечо:

— Для них.

Эльза обернулась и ахнула, тотчас же зажав рот ладонями. На какой-то миг она перестала дышать, боясь спугнуть удивительное хрупкое чудо. Из-за деревьев выглядывали оленята — маленькие, серовато-рыжие, с любопытными антрацитово-черными глазами и трогательными мягкими ушками. По спинам и бокам малышей были рассыпаны белые пятна, тоненькие ножки осторожно переступали по опавшим листьям, словно оленята хотели выйти к людям и боялись, что их обидят.

Мать-олениху Эльза увидела уже потом: та стояла рядом со своими малышами и оценивающе смотрела на Эльзу и Габриэля.

— Боже мой… — прошептала Эльза, не сводя взгляда с оленят. — Такие маленькие…

Габриэль бесшумно отломил кусок хлеба, щедро посыпал солью и протянул в сторону животных. Мать склонилась к оленятам и сделала крошечный шаг вперед, словно подталкивала их к угощению. Один из малышей, самый смелый, приблизился к людям и осторожно, едва коснувшись губами, взял хлеб из руки.

Габриэль закрыл глаза. Это было чудо, подумала Эльза с горечью, жалостью и любовью, а в его жизни было слишком мало хороших чудес. Олененок ел хлеб, бархатные ушки подрагивали от волнения, и Эльза сама не заметила, как погладила его теплую спинку.

Второй малыш осмелел и тоже подошел к людям. Эльза посолила хлеба и протянула ему — тот забрал кусок, едва прикоснувшись к нему мягкими губами. Габриэль кормил олениху, и его лицо было каким-то радостным и детским, словно Привратник Смерти ушел, а ребенок, когда-то попавший в Прорыв, вернулся. От оленей пахло сухой травой и теплой шкурой, Эльза гладила их, приговаривая что-то доброе и ласковое, и не могла вспомнить, когда ей было настолько хорошо и легко.

Наевшись, семья ушла. Один из оленят обернулся на прощание, одарив Эльзу почти влюбленным взглядом влажных глаз, и скрылся за деревьями. Некоторое время Эльза и Габриэль сидели молча, пытаясь сберечь охватившее их трепетное чувство и запомнить его навсегда. А потом Эльза сказала:

— Это было невероятно. Ты подарил мне чудо.

Габриэль ничего не ответил — просто протянул ей руку. Эльза подошла, обняла его и едва слышно промолвила:

- Спасибо.

После прогулки Габриэль привез Эльзу к ее дому и, выходя из экипажа, подумал, что Вера была права. После этих оленей, таких хрупких и трогательных, девушка действительно расположилась к нему намного сильнее, чем могло бы быть после покупки украшений. Габриэль и сам чувствовал какое-то непривычное тянущее томление в области сердца.

— Это было невероятно, — призналась Эльза. Она улыбалась, смотрела на Габриэля с теплом и нежностью, словно забыла, что он Привратник Смерти и королевский палач. — Я не ожидала, правда. Спасибо тебе.

— Это Вера посоветовала, — признался Габриэль. — Она…

— Ваша светлость! Ваша светлость!

По улице мчался королевский письмоноша, размахивая пакетом с красной сургучной печатью. Габриэль покосился в сторону Эльзы и увидел, как окаменело ее лицо, словно она почувствовала приближение крупных неприятностей.

— Ваша светлость! — письмоноша подбежал, протянул пакет и несколько секунд шумно пыхтел, пытаясь выровнять дыхание. — Личное сообщение из следственного комитета. Вас приглашают…

Габриэль понимающе кивнул, и письмоноша умолк. Габриэлю не надо было ломать красную печать со львом, чтоб понять, в чем тут дело. Следственный комитет наконец-то взял всех господ революционеров, которые взорвали поезд, и теперь надо ехать и работать над признательными показаниями.

Эльза смотрела с тем ужасом, который искажает черты лица, делая его пугающим и безжизненным. Габриэль аккуратно сложил пакет и махнул рукой письмоноше, позволяя удалиться. Когда тот убежал, Эльза спросила:

— Это твоя работа?

Габриэль утвердительно качнул головой.

— Да, — ответил он. — Мне нужно ехать в следственный комитет. Побеседовать с теми, кого спонсировал господин ауф Перес.

Лицо Эльзы было похоже на маску. Она словно бы стала надгробным памятником самому себе.

— Это твоя работа, — снова сказала она, и все светлое очарование прошедшего дня пропало, будто его и не было.

Габриэль почувствовал тянущую злость. Да, это его работа. Он Привратник Смерти и королевский палач, этого не изменить и не переделать. Это его суть, и он не собирался ни стыдиться, ни жалеть.

— Да, — сказал он, стараясь, чтоб нарастающее раздражение не прорвалось в голос. — Это моя работа, Эльза. Я поеду… Доброго тебе вечера и спокойной ночи.

Когда Габриэль поцеловал Эльзу, то ее губы дрогнули, но на поцелуй она не откликнулась.

— Спокойной ночи, — негромко ответила Эльза, и, когда Габриэль сел в подкативший экипаж, махнула ему рукой на прощание, сумев-таки выдавить доброжелательную улыбку.

Но чудо ушло и так и не вернулось.

Город тонул в густых сиреневых сумерках, в домах загорались теплые огни, и Габриэль вслушивался в цокот лошадиных копыт по мостовой и думал о том, насколько все смешно и нелепо. Он может попытаться измениться и стать мягче и душевнее, он может водить Эльзу на свидания и во многом переступать через себя, потому что ему скучно от того, как в обществе принято ухаживать за девушкой — и в итоге все равно это окажется бесполезным. Просто потому, что он Привратник Смерти и никогда не перестанет им быть. С такой работы не увольняются.

Возможно, Эльзе и правда будет проще и легче с каким-нибудь банковским клерком вроде ротастого Беньямина. А принять сущность палача… Это сложно. Практически невозможно. Габриэль изучал историю: практически все Привратники Смерти прожили бобылями, лишь у двоих были бастарды. Остальные скользили по страницам его книг спокойными серыми тенями, словно безмолвно говорили, что ни о чем не жалеют.

Может, и ему незачем переть против судьбы? Обычно из этого не выходит ничего хорошего.

Ярко освещенное здание следственного комитета стояло в некотором отдалении от остальных, словно дома хотели расступиться и не прикасаться к неприятному соседу. Отпустив экипаж, Габриэль поднялся по ступеням к входу и подумал, что жизнь очень быстра и переменчива. Вроде бы совсем недавно он кормил с руки оленей и боялся дышать, чтоб не спугнуть животных, готовых в любую минуту сорваться с места и убежать — и теперь идет по широким светлым коридорам, наполненным какой-то густой тоской и страхом.