Онлайн книга «Королева ангелов»
Джина и Диона не войдут сейчас в дверь. В этих временных рамках, в этом сновидении, Джина и Диона уже были мертвы. Ричард наблюдал воспроизведение воспоминаний; он ничего не мог сделать, только наблюдать. Вот что тебе нужно, Ричард Феттл. – Что за пойло? – спросил Ричард. – Некупажированный односолодовый скотч. В честь того, что я рассчитался с долгами. – Эмануэль поднял брови, извлек бутылку, обхватив ее горлышко тремя пальцами, и позволил Ричарду рассмотреть ее содержимое теплого янтарного цвета. Затем из пакета появились две стопки. – Поскольку ты непьющий, вряд ли у тебя найдется парочка таких. – Никогда не пробовал некупажированный скотч, – признался Ричард. – Некупажированный односолодовый. «Ничего не пропадает. Но что из этого действительно происходило? Неужели я все выдумываю, пока сплю? Я помню, как приходил Голдсмит. Через две недели, может, через полторы». Голдсмит налил две порции и вручил стопку Ричарду. – За обитателей теневой зоны, которая с приближением сумерек удлиняется. – За сумерки богов. – Ричард попробовал скотч; тот оказался мягким, «с дымком», и неожиданно соблазнительным. – Пожалуй, не хотелось бы напиться. Легко втянуться. – Я купил всего одну бутылку, и не для того, чтобы утопить твои печали, – сказал Голдсмит. – Ты все равно никогда не станешь пьяницей. Можешь не верить, Дик, – только Голдсмит называл его Диком, – но у тебя мозги очень даже на месте. Ты один из немногих моих знакомых, у кого это так. – Не на месте. Сейчас набекрень. – Ты получил ужасный удар, – мягко сказал Голдсмит. – Я бы на твоем месте слезами изошел. Ричард пожал плечами. – Ты неделю не выходил из квартиры. У тебя нет еды. Теперь ее тебе покупает Гарриет. «Гарриет, Гарриет… У Голдсмита когда-то была девушка с таким именем». – Мне не нужна помощь, – сказал Ричард. – Черта с два. – Нет, действительно. – Нам нужно вытащить тебя отсюда, на то солнце, какое эти ублюдки нам оставили. Пойти на общественный пляж. Подышать свежим воздухом. – Оставь. – Ричард махнул рукой. – Все будет в порядке. «Мы оба такие молодые. Я вижу его каким он был тогда бодрый и радостный успешный желающий чтобы все были счастливы». – Жизнь продолжается, – внушал Голдсмит. – Действительно продолжается, Дик. Ты нравишься нам с Гарриет. Мы хотим, чтобы ты оправился от всего этого. Диона ведь даже не была твоей женой, Дик. Ричард вскочил на ноги, донельзя взволнованный. – Господи. Развод еще не был окончательно утвержден, и Джина всегда останется моей дочерью. Ты хочешь избавить меня от всего? Даже от моей… – Он яростно взмахнул руками. – От всего, что у меня осталось. Моей треклятой… – Нет. Не избавить. Как давно мы знакомы, Дик? Ричард не ответил. Он стоял, дрожа, сжав кулаки. – Два с половиной месяца, – ответил Голдсмит за него. – Я уже считаю тебя, возможно, лучшим из моих друзей. И просто не могу видеть, как жизнь перемалывает кого-то. Особенно тебя. – Я должен через это пройти. – Я никогда не был женат. Мне очень не понравилось бы потерять что-то столь важное. Думаю, это убило бы меня. Возможно, ты сильнее. – Чушь собачья, – сказал Ричард. – Я серьезно. Внутри сам я не сильный. А ты, как я погляжу, скала. Я внутри глиняный. И всегда это знал. Смирился. – Голдсмит встал, поднял руки и повернулся один раз, словно демонстрируя. – А с виду солидный, да? – Прекрати, пожалуйста, – сказал Ричард, глядя в пол. – Я не собираюсь уморить себя голодом, и твоя помощь мне сейчас не нужна. Просто мне все равно. Голдсмит сел. – Гарриет сказала, что кому-то следует ночевать здесь, чтобы ты не оставался в одиночестве. – Здесь никто не ночевал уже пять месяцев. Я был один, за исключением… Он не закончил. Голдсмит подождал. – Все в порядке, – подбодрил Голдсмит. – Когда Джина. – Ага. Ричард сел и взял стакан. – Оставалась здесь. – Он снова сделал глоток. – Со мной все будет в порядке. – Ага, – сказал Голдсмит. – Не думай, что нам все равно. Мне не все равно. И Гарриет. Всем ребятам. – Я знаю, – сказал Ричард. – Спасибо. – Я останусь, если хочешь. – Хороший скотч. Возможно, я смогу стать пьяницей. – Нет, брат, нечего тебе связываться с этой дрянью. – Голдсмит взял бутылку, встал и подошел к нему. – Дай-ка сюда стопку. Я ее выброшу. Отмечать не будем, к черту. Ричард воспротивился его попытке отобрать стопку. Голдсмит отступил, пригладил волосы, посмотрел на занавешенное окно. – Пойдем на улицу, поохотимся на солнце, Дик. На все, что сможем найти. Чистый, яркий белый свет. Ричард ощутил на щеках слезы. «Все в точности так. Никакие подробности не забылись». – Продолжай, мужик, – осторожно подбодрил Голдсмит. – Говори. Ричард вытер щеки. – Я правда любил ее. Не мог жить с ней, но любил. И Джина… Господи, вряд ли кто-то любил что-то на этой земле так, как я люблю эту девочку. Там теперь большой кратер, Эмануэль. – Он постучал пальцем по голове. – Воронка от бомбы. Не все дома. – Чушь собачья. – Нет, действительно. Я ничем не могу заняться. Не могу думать, не могу говорить откровенно, не могу писать. Не могу плакать. – Сейчас ты плачешь, мужик. Не путай горе с утратой души. Она у тебя по-прежнему есть. Ты скала. Всхлип начался судорогой мышц глубоко внутри. Она поднималась наверх, набирая силу, которая, казалось, разрывала ему грудь, и наконец он сел на диван, трясясь, стеная, вытянув руки, чтобы схватиться за что-нибудь. «Прочувствуй. Ужасно. Вот оно, опять. Даже хуже». Голдсмит подошел к дивану, опустился перед Ричардом на колени и крепко обнял его. Он плакал вместе с ним, покачивался вместе ним, уставившись черными глазами в стену позади Ричарда. – Выговорись, мужик. Не держи в себе. Расскажи всему гребаному миру. Всхлип перешел в вой. Голдсмит удерживал Ричарда на диване, словно тот мог вырваться. Ноги и руки Ричарда лихорадочно дергались от ощущения всей несправедливости и боли и необходимости ощущать несправедливость и боль чтобы почтить память своих умерших он должен страдать. Страдать меньше чем он мог бы вынести было бы недостойно и обесценило бы их. Голдсмит удерживал его. Под конец они оба лежали на диване, Ричард обнимал Голдсмита, тот свешивался с края дивана, все еще стискивая Ричарда в объятиях. |