Онлайн книга «Последняя охота»
|
Ньеман рассмеялся – без всякой натуги. – Вы верите, что Томас Краус – убийца? – Ни на секунду! Он давний враг семьи, но не убийца. – И тем не менее этот человек признался. – Его признания гроша ломаного не стоят! – Согласен. Но зачем он оговаривает себя? – Краус – провокатор, мечтающий стать мучеником. Смысл его жизни – ненависть к охотникам. Увы – он ничего не понял. Ньеман против воли посмотрел на руки графини: чистота и сияние кожи были почти невыносимыми. Эта плоть посылала противоречивые сигналы, балансировала между мрамором и веленевой кожей [21], твердостью и эластичной прозрачностью. Он поднял глаза, чтобы стряхнуть наваждение, и тут же уперся взглядом в переплетение синеватых жилок, едва заметных между ключицами. «Дрожат и колышутся, как водоросли подо льдом зимней реки…» – подумал он и едва не зашипел, разозлившись на себя за банальность сравнения. – Чего именно Краус не понял? – спросил он, пытаясь сосредоточиться. – Он думает, что защищает природу, регулируя популяции. Природа кормится смертью. У этой слепой машины чувствительность отсутствует. Все подобные аргументы Ньеман знал наизусть. – Согласен, хотя способ убийства все равно имеет значение. Она дружески подмигнула и сказала: – Как в любви. Он не знал, как реагировать. Из других уст, в другом контексте он счел бы сказанное провокацией «динамистки». Но сегодня вечером? В этот момент Лаура как будто насторожилась. Ньеман проследил ее взгляд: Ивана все еще изображала инспектрису из налоговой, изучая ружейную пирамиду, которую майор приметил еще в начале вечера. – Вас интересует огнестрельное оружие? – спросила графиня, присоединившись к девушке. – Вовсе нет. Ивана не пыталась быть дружелюбной, у нее едва хватало сил на элементарную вежливость. Она ненавидела пушки, и Ньеман знал почему. Сам майор питал к оружию страсть. К любому. Он считал его результатом особой творческой деятельности человека, а то, что в конечном счете эта самая деятельность неизбежно ведет к смерти, только добавляет ей красоты. – Можно? – спросил он, протягивая руку к карабину с оптическим прицелом. – Наслаждайтесь… – выдохнула графиня, отодвигаясь в сторону. Майор взял карабин и взвесил его на руке под удивленно-заинтересованным взглядом Лауры. Между ними возникло нечто вроде общности, и Ивана, не скрывая отвращения, вернулась к своей «инвентаризации». Комиссар любовался тонкой резьбой на прикладе и курке, украшенных дубовыми листьями и сценами охоты… Он с трудом удерживался от желания вскинуть карабин и прицелиться, глядя на лес в оптический прицел. – Не вижу фабричной марки. – Все наши ружья уникальны и сделаны в Ферлахе – оружейной столице Австрии. С тысяча двести сорок шестого года здесь живут и работают многие лучшие мастера мира. Ньеман поддался искушению… – На какое расстояние отрегулирован прицел? – Сто метров. – Как для охоты с подхода. Он опустил ружье. Лаура бросила на него укоризненный взгляд: – Не пытайтесь подловить меня, Ньеман. Я уже говорила, что не участвую в этом виде охоты. И очень давно не использовала это ружье. Полицейский аккуратно поставил карабин на подставку. – Которое из них ваше любимое? Графиня подхватила другое ружье так легко, словно оно весило триста граммов. – Вот это, для облавы. Экземпляр был великолепный, с легчайшим налетом патины, подтверждавшим, что им часто пользовались. – Однозарядное? – Мой отец говорил: «Если не хватило одной пули, значит вы уже мертвы. А если вы еще здесь, ваша жизнь ничего не стоит». – Симпатичный был человек. Наверное… Лаура протянула ему любимую «игрушку»: – Еще какой! Ньеман передернул затвор и удивился бесшумности механизма. Еще одно чудо виртуозности. – Какой калибр? – Двести семидесятый. Винчестер. – Патроны? – Я делаю их в моей мастерской. Ньеман посмотрел на графиню. – Пули с мягкой головкой, – продолжила она. – В зависимости от дичи, на которую собираюсь охотиться, я заливаю свинец, сделав расплав в медной оболочке сердечника. Вам не хуже, чем мне, известно, что все зависит от уравнения: скорость – расстояние – материал – сопротивление… Конечно известно! Свинец деформируется при ударе и принимает форму грибной шляпки, передавая энергию тканям и приводя к смертельному исходу. Но сначала пуля в медной оболочке должна проникнуть в плоть, которая сразу распадается. – Мне редко удается поговорить о подобном с дамой. – Нынешние женщины изменились, – сказала Лаура делано-огорченным тоном. Она взяла у Ньемана ружье и бережно вернула его в пирамиду. – Все уходит, – заявила она, – даже невежество. – А это что? – Комиссар указал на антрацитовый карабин с прицелом того же цвета. Казалось, что он сделан из цельного куска черного мрамора. – К нему мы не прикасаемся, – ответила Лаура, отступив на шаг. – Это ружье моего отца. Великого стрелка, попадавшего в глаз оленю с двухсот метров. Ньеман восхищенно покачал головой. Он мог сделать куда лучший выстрел, но решил похвастаться в другой раз. По гравию зашуршали шины. – Прибыли мои кузены, – сказала Лаура, повернув голову к окну. – Пора за стол. – Она лукаво улыбнулась и пошла к двери. Ньеман решительно не понимал, какой тон выбрать для общения с этой женщиной. Ей полагается лежать без сил в своей комнате, наглотавшись антидепрессантов, а она стоит рядом с ним в вечернем платье, шутит, играет роль хозяйки великосветского дома, ведет беседу об оружии… Ньеман чувствовал: приглашение на ужин и ночлег – ловушка, отвлекающий маневр. Она вроде бы собирается представить им членов своей семьи, рассказать о традициях рода Гейерсбергов, а на самом деле пытается скрыть главное. В голову пришла еще одна мысль, от которой скрутило желудок. Такая женщина не полагается на полицию, она намерена сама найти и уничтожить убийцу брата. Да, им предложили «стол и кров», чтобы усыпить бдительность. Началась игра наперегонки. |