Онлайн книга «День открытых обложек»
«Поелику» – горным хрусталем‚ ясным на просвет‚ в серебряной витой оправе. «Фиал» – в чеканном узоре‚ тлеющим изнутри угольком рубина‚ врачующего сердца и мысли. «Сонмы», «бармы»‚ «кинвалы» – резной камеей на агате‚ завитком пряди‚ всплеском горной струи‚ строгой чистотой линии. – Слову нужен воздух, простор на строке. Чтобы не сдавливали с боков причастия с деепричастиями – не вздохнуть. Его надо высвободить, обласкать и побаловать‚ а оно порадует в чистоте и величии. Слово – скатной жемчужинкой‚ затаившейся в глубинах перламутра. Камнем-достоканом, росной капелью в искорках винисовых. Опалом‚ изумрудом‚ яшмой в переливчатой тайне к просвещению ума и прояснению понятий. Добрая фея пообещала: – Дарю кириллицу на отраду, ожерельем по строке. Злая фея прибавила свое: – Дарю ее на мучения, к розни‚ обиде‚ зависти и болезни. Слово – бирюзой‚ тускнеющей на руке страдальца. Янтарем – горючей слезой по павшим. Сапфиром, полевым васильком – раскрывать измены и отгонять страхи. Адамантом из арапской земли, в чистоте и светлости – злость укрощать и сластолюбие. Смарагдом в изумрудной зелени‚ пробным камнем для души‚ мутнеющим при дурной мысли‚ – слово мутнеет тоже. Сердоликом – к заживлению обид. Гиацинтом – увеселять сердца и отдалять кручину. Бериллом‚ турмалином, альмандином и нефритом. Всякому слову свой минерал‚ всякому веку свой слог и свое томление. – Ты больной‚ – хищно порадуются доброжелатели. – Тебя надо лечить!.. Подступит означенный день, отлетит душа неразумного сочинителя, взглянет вниз на тело, а оно прилипло к столу, водит пером без остановки, водит и водит. «Дурак, – закричат сверху. – Больше не требуется!» А ему – лишь бы страницу заполнить. Возмутятся на пороге вечности. Нимбами закачают: – Жил на Святой Земле и не выучил язык? Во всем его совершенстве?.. Кто поймет тебя тут? Ответит: – Обещаю. Постараюсь. Сделаю всё от меня зависящее – родиться на той земле. Чтобы ее язык стал отечеством. Смилуются светлые ангелы: – Ладно уж. Пойдешь прежде на курсы‚ заучишь согласные‚ гласные сами прибьются‚ а там видно будет... Вселенная полна мифами, легендами… …мечтательной крайностью, несопоставимой с житейским пространством, а значит, полна чудесами, вознесенными над нашим пониманием, тайнами глубин запредельных, – стоит приглядеться, прислушаться, заглянуть в укрытия, куда они запрятались от неверия и насмешек. Если существует метафизика, учение о сверхопытном и сверхчувственном, существует и метапроза в таинствах и простоте запредельного. Метапоэзия. Слово. Звук. Жест и цвет. Сказано – не доказано: раз в сотню лет является на небе мечтательная звезда‚ сошедшая с орбиты. Вводит в затруднения кормчих‚ путает карты с исчислениями, с путей совращая, отчего корабли сбиваются с курса‚ бьются о рифы‚ уходят под воду на погребение. Раз в сотню лет проходит стороной блуждающий вестник, судьба которого вне случая, устраняет сомнения обновителем помыслов, взламывает преграды к подступам разумения, стирает отличия между мнимым и истинным к расширению просторов духа. «Однажды я был высажен среди людей и внедрен в них как один из них», – Райнер Мария Рильке. Сочинители миражей‚ музыки-художеств, посланцы иных сфер‚ существа с содранной кожей, – им придается душа без определенного места жительства, в беспредельности пребывания. Душа отправляется в полет, плоть оставив под залог, и объявляется в минуты прозрений, чтобы передохнуть в нескладном теле и вновь отправиться в скитания, – так разъяснил специалист, которому доступны глубины мятущихся душ. Специалисту можно поверить. – Знают ли избранники о своем призыве? – Угадывают. – Хотят туда‚ откуда присланы? – Очень даже хотят. – Берут ли их? – Кое-кого берут, одолженных на миг. Остальные обрастают кожей, в иссушающей безвестности. – Не велика ли Божья расточительность? – Не нам судить. Человека выгнали из рая, лишили поэзии, и он перешли на прозу. Единицы пробиваются к райским кущам, где поэзия еще теплится, потому и говорят: ах, какое трепещущее поэтическое создание! И хоть бы один сказал: какая возвышенная прозаическая натура!.. Как-то прочитал, а, может, услышал. Про Арсения Тарковского, поэта редкостных просветлений, в тоске по легкокрылой прелестнице, взлет которой в строфе его. Из тени в свет перелетая, Она сама и тень и свет, Где родилась она такая, Почти лишенная примет? Она летает, приседая, Она, должно быть, из Китая, Здесь на нее похожих нет… Сидел поэт на дачном участке, возле ягодных и плодовых произрастаний, заглянул на огонек сосед, спросил без умысла: – Арсений Александрович, не подскажете рифму на «яичницу»? У поэта, должно быть, дернулась щека, нерв пробудился в зубе, а супруга поэта воскликнула с возмущением: – Не причиняйте ему боль!.. Из устава ордена бабочек, который пора предложить читателю. Физиология у бабочки – порхание: не стоптать башмаки. Слово в полёте – та же бабочка, однако прочее летающее‚ взмывающее и опадающее не считается бабочкой‚ пока не докажет обратного. Стрекозы принимаются в бабочки в исключительных случаях, с испытательным сроком. Пункт категорический, в завершение устава. Пегасы не относятся к бабочкам: крылья – не повод для воспарения. Пожалуйста, не улетай, О госпожа моя, в Китай!.. Вот и тебе довелось ощутить, и тебе. Боль, которую способен причинить глагол, существительное с прилагательным. Прежде была радость, только радость. Исчерканные к вечеру записи. Иступленные карандаши. Восторг от проклюнувшегося слова‚ восторг и потрясение‚ точно у девочки‚ когда набухают припухлости на груди. Капелька удачи не помешает, и вечерами, после добычливого дня, неожиданный поворот сюжета выпрямлял ненадолго спину, удачное сравнение укрепляло поступь. – Можешь погордиться до того дерева. Шел – раз за разом повторял фразу, которая удалась, но вот и дерево, предел твоей гордости. – Ладно уж. Погордись еще. – Вам хорошо, – огорчается сведущий сочинитель. – Вы, теперешние, мало знаете. А я придумаю – было у того, у этого… Перо из рук валится! |