Онлайн книга «Восьмое делопроизводство»
— Он хоть и дурак, и пьяница, но Христа чтит, — заявил артельщик. — Вот как? Тогда надо найти того, кто убил. Он ведь и тебя подставил, понимаешь? — А как же. Найти Ванькина собутыльника, значит? — уточнил Заостровский, облизывая потрескавшиеся губы. — Вот негодный какой человек: решил меня под высылку подвести… А я его сыщу, сыщу! — Знаешь того собутыльника? — оживился Филиппов. — Видел. В пивной. И запомнил. Наружность у него больно приметная: брови черные, а усы седые. И здесь (артельщик ткнул себя пальцем в левую скулу) следы бывшего кожного страдания. Тут уже насторожился Лыков. Что-то знакомое… — В какой пивной ты видел его? — На углу с Раменской. — И так хорошо успел его рассмотреть? А ты не врешь? — Правду говорю, истинный крест. Я ведь тоже там застрял, пропустил полдюжинки. И прошел мимо них, когда домой собрался. Ванька наш тогда уже сильно херый был, лыка не вязал. А тот с черными бровями ему все подливал. Я еще подумал: завтра паря не выйдет, в запой нырнет. — Крючок при них имелся? — Ага, в углу стоял. — Ты вот что, Иван Петрович, — доверительно заговорил Лыков. — Ты походи по тем местам. Людей поспрошай. Может, кто что важное про жоха скажет. Знает его имя или где искать. Если хочешь, возьми с собой сыскного надзирателя. — Я лучше сам, — твердо ответил артельщик. — Разрешите выполнять, ваше… Он запнулся, и Мищук ему подсказал: — …высокородие. — Сроку сорок восемь часов, а то Драчевский осерчает, — приплел для солидности Лыков. — Будет сделано! Заостровский удалился. Филиппов недоверчиво спросил у гостя: — Вы думаете, он что-то может разузнать? В Петербурге проживает два миллиона человек. — Конечно, может, Владимир Гаврилович. Наш тряпичник построит своих воров в шеренгу. Даст им задание. Те обойдут другие хевры, потолкуют. Надо-де хозяина спасти, не знаете ли вы такого жоха? Вторые воры спросят у третьих, третьи у четвертых, и так далее. Мне ли вам объяснять, какая у «красных» [52] смычка? — Ну поглядим. Впервые вижу, чтобы блатные полиции помогали… Лыков оказался прав. К вечеру следующего дня Заостровский пришел на Офицерскую и сказал: — Таки есть кое-что. Мищук взялся за перо. — Я поручил Марье Ивановне… Чиновник для поручений пояснил Лыкову: — Это кличка маза карманников Алексея Бедняка. Артельщик продолжил: — Тот обязал Жоржика, Маруську Толстую и Ваську Сатану… — Шайка воров с Разъезжей, — вставил Мищук и прикрикнул на Заостровского: — Давай уже к делу! — Слушаюсь. Они и нашли. Есть такой… Зовут его по паспорту Иосиф Панфилов. Мещанин города Нахичевань-на-Дону. Прописан в Лейхтенбергской улице, в доме нумер два. И при этом — мутный! — В каком смысле? — А чем себя содержит, непонятно. — Таких половина города! Вот взять хотя бы тебя. Артельщик неодобрительно посмотрел на чиновника для поручений: — Таких, да не таких. Панфилов фартовый, а мы его еле-еле нашли. Все почему? Мутный. Вон их высокородие уж поняли меня. Лыков подсел к доносителю поближе: — Он ведь приезжий? Из Москвы? — Да. — Спасибо, Иван Петрович. Вины твои с тебя сняты, можешь пока маклакствовать дальше. Только не увлекайся. Заостровский ушел. Алексей Николаевич принялся насвистывать какую-то мелодию. Мищук заинтригованно смотрел на него и ждал. Потом спросил: — Вы знаете этого чернобрового? — Похож на одного… — Будем брать? — Ага. В час ночи сыскные явились на Лейхтенбергскую улицу, растолкали жильца и велели быстро одеваться. Тот спросонья начал было скандалить, но ему посоветовали заткнуться. Вскоре дядя уже сидел перед Филипповым и давал первые показания. Лыков расположился напротив и рассматривал содержимое карманов задержанного. Он осторожно брал предметы двумя пальцами, крутил их, а потом складывал в газету. — Вы чего, Алексей Николаевич? — недоуменно спросил начальник СПСП. — Прикажите снять с них пальцевые отпечатки, — попросил Лыков. — Пусть из бумажника вынут купюры, вытрясут монеты и тоже проверят на пальцы. — Ладно, сделаем. — И еще пусть дактилоскопируют убитого. Филиппов чуть не поперхнулся: — Вы полагаете? — Скорее, надеюсь. С крюка ничего не снимешь, он пролежал несколько часов в воде. А тут есть шансы. Панфилов не обратил на этот разговор никакого внимания. Он отвечал на вопросы бойко и безбоязненно. Видать, что тертый. Да, с крючочником он пил. А нельзя, что ли? Понравился ему парень: тихий, работящий. Вот и уважил. Потом ушел и ничего такого не знает. Железякой этого парня убили человека? Вот так да… Чужая душа потемки. А может, это не он вовсе? Другой кто? Вы сыщики, вы ищите! Меня подозреваете? Смешно. Доказать-то сумеете? Правду говорят: легавым все равно, виновен кто или не виновен; была бы шея, а хомут накинут. Делопроизводитель послушал этот разговор и ушел к себе департамент. Утром ему телефонировал Филиппов. Он был непривычно весел. — Вы оказались правы, — сказал один статский советник другому. — Бумажник и деньги в нем — все принадлежало Дьяченко-Белому. Это абсолютная улика, поздравляю. Также пальцы убитого нашли на ключе от часов, на самих часах и на запонках. Панфилов сгорел. — Вряд ли он с вами согласится, — скептически произнес делопроизводитель. — Люди такого типа не верят в науку. Чтобы убедить их, что они сгорели, требуется нечто большее. — А вот и нет, — рассмеялся Владимир Гаврилович. — Этот другой, он газеты почитывает. И сразу изменился в лице. Мы оставили его ненадолго в покое, велели подумать. Хотите поучаствовать во втором допросе? Лыков отказался. Он считал, что дальше люди Филиппова справятся сами, а тут дела, розыскные альбомы надо шлепать… Вечером того же дня два сыщика случайно встретились на Гороховой, в приемной Драчевского. Начальник СПСП, не дожидаясь вопросов, сразу сообщил: — А Панфилов пытается симулировать сумасшествие. Чует, что влип с пальчиками, вот и мухлюет. — На экспертизу послали? — Завтра отдадим на одиннадцатую версту [53]. |