Онлайн книга «Друг»
В своем почтовом ящике я нахожу сигнальный экземпляр романа и письмо от его редактора: «Надеюсь, вы найдете этот роман таким же обманчиво глубоким, как и я». Конспект лекции. «Все писатели — чудовища». Анри де Монтерлан [29]. «Писатели вечно кого-то предают. [Писательство] — это агрессивный и даже враждебный акт… прием, используемый тем, кто по сути своей является хулиганом». Джоан Дидион [30]. «Каждому журналисту… известно… что то, что он делает, не имеет морального оправдания». Джанет Малколм [31]. «Любой писатель, хорошо знающий свое дело, понимает, что лишь небольшая часть литературы в какой-то мере компенсирует людям тот ущерб, который они понесли, научившись читать». Ребекка Уэст [32]. «Похоже, не существует лекарства от порочной склонности к сочинительству; те, кто страдает от нее, упорно отказываются бросить эту привычку, хотя она больше не приносит им никакого удовольствия». В. Г. Зебальд [33]. Всякий раз, видя свои книги в книжном магазине, он чувствовал себя так, словно ему что-то сошло с рук, писал Джон Апдайк [34]. Он также сказал, что, по его мнению, приятный человек не стал бы писателем. Проблема неуверенности в себе. Проблема стыда. Проблема ненависти к самому себе. Ты однажды выразил все это так: «Когда то, что я пишу, опостылевает мне настолько, что я бросаю это, а затем, позже, меня снова начинает неодолимо тянуть к тому, что я оставил, я всегда вспоминаю фразу из Библии: «Так пес возвращается на блевотину свою». Если кто-нибудь спрашивает меня, что я преподаю, говорит один из моих коллег, почему я никогда не могу ответить «писательское мастерство», не испытав при этом чувства неловкости? Индивидуальная беседа со студентом. Студент упоминает какой-то факт из своей жизни и говорит: — Но вы это уже знали. — Нет, — отвечаю я, — не знала. Студент, похоже, раздосадован ответом. — Разве вы не прочли мой рассказ? И я объясняю, что никогда автоматически не рассматриваю литературное произведение в качестве автобиографического. А когда я спрашиваю его, почему он считает, что мне следовало понять, что он пишет о себе, он озадаченно смотрит на меня и говорит: — А о ком еще мне было писать? Одна моя подруга, работающая сейчас над мемуарами, заявляет: «Мне не нравится думать, что писательский труд — это своего рода очищение души, потому что мне кажется, что если подходить к делу именно так, то хорошей книги не написать». «Не стоит надеяться, что с помощью сочинительства можно обрести утешение в горе», — предостерегает Наталия Гинзбург [35]. Но обратимся затем к Исак Динесен [36], которая считала, что можно сделать горе терпимым, если написать о нем рассказ. «Полагаю, я сделала для себя то, что психоаналитики делают для своих пациентов. Я выразила на бумаге некую эмоцию». Вирджиния Вулф пишет о своей матери, мысли о которой неотступно преследовали ее с тринадцати лет (когда ее мать умерла) до сорока четырех, когда «в большой и явно непроизвольной спешке» она написала роман «На маяк». После этого ее одержимость мыслями о матери прошла: «Теперь я больше не слышу ее голоса и не вижу ее». ВОПРОС. Зависит ли сила катарсиса от качества того, что ты пишешь? И если человек достигает катарсиса, то есть очищения души с помощью написания книги, имеет ли значение, хорошая у него получилась книга или плохая? Моя подруга также пишет о своей матери. Писатели любят цитировать Милоша [37]: «Когда в какой-нибудь семье рождается писатель, этой семье приходит конец». После того как я вывела в одном из написанных мною романов мою мать, она мне этого так и не простила. А Тони Моррисон [38] называла списывание персонажа с реального человека нарушением авторских прав. Жизнь человека принадлежит ему одному, говорила она. И кто-то другой не имеет права использовать ее в художественной литературе. В книге, которую я читаю сейчас, автор говорит о людях слов, противопоставляя их людям кулаков. Как будто слова не могут быть также и кулаками. И часто не превращаются именно в кулаки. Одна из ключевых тем творчества Кристы Вольф [39] — это опасение, что написать о каком-нибудь человеке — это способ его убить. Превращение истории чьей-то жизни в литературное произведение — это похоже на превращение этого человека в соляной столп. В автобиграфическом романе она описывает свой детский ночной кошмар, который снился ей снова и снова: ей снилось, что она убивает отца и мать, написав о них. Стыд от того, что она пишет книги, преследовал ее всю жизнь. |