Онлайн книга «Айдарский острог»
Ну вот: всё, всё я понимаю, а... А жить всё равно неохота!» Кирилл заявил, что отправляется в разведку — на менгитской лодке-долблёнке. Чаяк не возражал, но так посмотрел на своего «друга», что тому стало неловко: — Не пойду я больше в острог! Не пойду! Можешь не смотреть на меня так... — Тогда зачем? — Ну, понимаешь, Чаяк... — растерялся было Кирилл, но быстро сообразил, что повод действительно есть. — Мы тут стоим уже много дней. А ведь это место, где менгиты запасают себе пищу — они тут рыбу ловят! Мы их как бы прогнали. А острог близко, там войско, там большие лодки — неужели Худо Убивающий потерпит наше присутствие? Неужели ты думаешь, что он нас боится? — Но таучинов очень много... было. Может, он не знает, что почти все люди ушли обратно? — Это не важно. Много нас или мало, бояться нас Петруцкий не имеет права. Далёкий владыка прислал его сюда, чтобы бить таучинов. Если он не будет этого делать, русский царь разгневается и жестоко накажет своего раба. — Но как он узнает? — О, Чаяк! Ты плохо знаешь менгитов! У каждого русского есть начальник, у каждого начальника есть свой — более сильный — начальник. И так вплоть до самого царя. — Только у него нет начальника, да? — И у царя есть! Русские называют его Господом Богом. Это примерно то же самое, что наш Творец Всего Сущего. Так вот: русские всегда жалуются начальникам друг на друга и на других начальников, сообщают обо всех проступках. Так что царь обязательно узнает, если Худо Убивающий не станет с нами воевать. Мне кажется странным, что Петруцкий до сих пор не напал на нас. Почему? — Ему просто некогда, — усмехнулся Чаяк. — Он очень занят со своей новой женой. Кирилл смог не дрогнуть — по крайней мере, внешне. По крайней мере, он надеялся, что смог... — Не говори так, Чаяк. Не говори — я не хочу о ней слышать... * * * Как оказалось, Кирилл угодил «в яблочко». В том смысле, что очень вовремя дозрел до того, чтобы отправиться на разведку. Правда, сначала у него возникла мысль, что он опоздал, — русская флотилия была готова к отплытию, и, судя по суете людей на далёком берегу, это отплытие могло состояться прямо сейчас. Кирилл удержал себя от поспешных действий, продолжил наблюдение и пришёл к выводу, что раньше утра они, пожалуй, не тронутся. Ему же в любом случае предстояла бессонная ночь — плыть до своих хоть и по течению, но не близко. По пути, работая веслом, Кирилл пытался понять логику действий противника. Пытался и не мог — так и так получалось, что чего-то он не знает, какого-то кирпичика не хватает, чтобы построить более или менее адекватную модель. А без такой модели прогнозы делать очень трудно, если вообще возможно. В данном случае силы были абсолютно не равны — ввязываться в бой не имело ни малейшего смысла. Зато трём байдарам ничего не стоило исчезнуть — затеряться в протоках среди заросших кустарником и лесом островов. Но что тогда будет делать Петруцкий? Вернётся в острог? Пойдёт к морю на рандеву с лопаткинской командой? Но на встречу он опоздал — ему это известно? Так или иначе, но к моменту прибытия в лагерь решение у Кирилла созрело — может, и не «популярное», но «единственно верное»: с места сниматься, с русским войском не встречаться, лишнее оружие и снаряжение утопить. Двигаться вверх по течению, минуя острог по дальней протоке. Цель движения — земля кочевий Тылгерлана. * * * Говорят, что, если в самом начале какого-то предприятия возникают трудности, это хорошая примета — значит, потом будет легче. В том смысле, что запас неприятностей, отмеренный судьбой на это дело, будет как бы истрачен. Только этим, наверное, следовало утешаться руководителям таучинского «войска». С русской флотилией удалось разминуться без особого труда — не встретив противника, она устремилась вниз по течению — вероятно, в надежде догнать сбежавших врагов. А вот с протокой, на которую Кирилл рассчитывал, получился полный облом. Широкая и полноводная на «выходе», километра через три-четыре она превратилась буквально в ничто — размазалась, рассосалась, распалась на множество мелких водотоков. Причём нормальной воды в обозримой дали не наблюдалось — перетаскивать куда-то лодки и груз смысла не было никакого. Пришлось возвращаться и думать, как жить дальше. Собственно говоря, вариантов было только два: искать обход или прорываться мимо острога. Первый пришлось отклонить: уже много дней стояла сушь и жара, так что все протоки обмелели, и найти судоходную надежды почти не было. С другой стороны, эта долгая жара могла сыграть на руку... Наверное, это было негуманно, но Кирилл чувствовал себя уже по ту сторону добра и зла: поджечь крепость! Среди насилий и утеснений, которые Петруцкий учинил жителям острога, был запрет топить летом очаги в домах, а также приказ держать всюду ёмкости с водой. Эти самые кадушки и корыта позволили многим поправить свои финансовые дела: тем, кто их делал и продавал, а также тем, кто сообщал об их отсутствии у кого-то, поскольку штраф (немалый!) делился поровну между властью и доносчиком. В таких условиях весь острог, конечно, не спалить, но можно устроить переполох и «под шумок» пройти мимо стен. Таучинские байдары заехали в укромную заводь и сошлись борт о борт. Началось подробное обсуждение деталей: кто будет поджигать, где и чем, а также в какой момент начинать движение, где потом взять на борт поджигателей и так далее. При отсутствии напалма и спичек, радиосвязи и даже сигнальных ракет эти вопросы оказались совсем не простыми. Обсуждение уже подходило к концу, когда всем стало ясно, что сейчас пойдёт дождь — скорее всего, сильный. Таучины сразу поняли, что какой-то незримой, но могущественной сущности план не понравился. — Это недоволен Ньхутьяга, — ухмыльнулся Чаяк. — Не надо много думать, не надо много говорить. Надо стрелять в менгитов — в этом цель и смысл. — Ну, что ж, — вздохнул Кирилл. — Насчёт цели не знаю, а смысл, может, и есть. Зарядим все имеющиеся стволы и, как только начнётся дождь, пойдём на прорыв. Двинем вдоль левого берега — под самыми стенами. Там они нас из пушек, наверное, не достанут. Правда, достанут из ружей, но есть надежда, что под дождём они не успеют быстро зарядиться... Мы тоже будем стрелять — те, кто свободен от вёсел. Убить, может, никого и не убьём, но хоть попугаем! Ждать на исходной позиции пришлось долго — дождь всё никак не мог собраться с силами. Он начался уже ближе к вечеру, и какой! Для полного комплекта не хватало только грома и молний, но они в этих широтах редки. Зато всё остальное оказалось в избытке — и внезапные сумерки, и вода стеной, и шквальный ветер. Все инструкции о том, что двигаться надо клином, что нужно держать дистанцию и менять курс, пошли к чёрту — каждая байдара оказалась предоставленной самой себе. Может быть, с высоты птичьего полёта да при хорошем свете эта сцена выглядела бы эффектно. Может быть, её смог бы красиво отснять какой-нибудь оператор — комбинируя крупный план и дальний. А вот сами участники мало что видели: гребцы изо всех сил работали вёслами, стараясь не выбиться из ритма соседей, рулевые на грани возможного искали и находили компромисс между скоростью лодки, волной, ветром и берегом, в который ни в коем случае нельзя врезаться. |