Онлайн книга «Воины снегов»
— Ты, что ль, Кирьян Матвеев? — спросил пятидесятник. — Атаману кланяйся! Иль аршин проглотил? Кирилл изобразил некое подобие поклона и мрачно порадовался, что шапка у него отсутствует — «ломать» не заставят. — Правду бают, что по-ихнему мекаешь? — этот вопрос задал уже сам атаман. — Иль набрехал писарю? — Я такого не говорил, — твёрдо ответил учёный. — А за людей не отвечаю. — Ы? — уставился атаман на писаря. — Угу, — кивнул тот. — Сё друзья евойные донесли. — Так кумекаешь аль нет? — Ну, пару слов знаю... — Не нукай — не запряг! — без особой злобы рыкнул атаман. — Давай, спрашивай этого, как зовут, какого рода и почто в измену ударился. — Попробую, — вздохнул учёный и опустился на корточки перед пленным. При этом ему пришлось повернуться к атаману спиной. Тот обиженно засопел, но промолчал. — Кто ты? — спросил Кирилл на языке таучинов. — Я не враг тебе. Может, смогу как-нибудь помочь? — Помоги умереть! — Не сейчас. Твой род действительно отказался платить менгитам? — У-у, ненасытные животы, — простонал пленный. — Им никогда не бывает достаточно! — Рассказывай, — попросил Кирилл. — Этот человек представляет здесь силу главного владыки менгитов. Может, он накажет тех, кто обижает вас. Говори! Минут через пять Кирилл поднялся на ноги и обратился к слушателям: — Тут какая-то ошибка — этого человека надо отпустить. Он и его родственники ни в чём не ви... — Языком-то не мели попусту! — прервал его сотник. — Дело сказывай! А Андрюшка пущай пишет, верно, Степан Никифорыч? — Верно, — качнул шапкой атаман. — Видать, сей ясырь таучинский и впрямь с головой не дружит. Да уж ладно, послушаем. Кириллу очень хотелось сказать этим людям, что он о них думает, но он вспомнил застенок и сдержался. Глядя в землю, чтобы не злиться, он начал излагать то, что узнал от «языка». Ничего добавлять от себя было не нужно — это была правда, и она говорила сама за себя. Люди рода новитаг в конце зимы отдали ясак без недоимок. Кроме того, они принесли в крепость много подарков слугам белого владыки, чтобы заслужить их милость, а также еду для заложников — мясо, рыбу, заготовленные осенью ягоды. За это им позволили видеть родственников, содержащихся в остроге, и дали бумагу, где про всё это нарисовано волшебными знаками. Зимой русские несколько раз брали у них ездовых оленей — без платы, без записи — и ни одного не вернули. Из-за этого не получилось большого кочевья туда, где весной происходит массовый забой оленей на переправах. В итоге добрая сотня мужчин, женщин и детей рода новитаг оказалась в плачевном состоянии — теперь вся надежда на осень. Пока же им приходится питаться рыбой и травой. Он — Анкугат — не понимает, почему русские напали, когда он вышел приветствовать их? Зачем они перебили его семью? Зачем его схватили и привезли сюда? — Погоди-ка! — прервал рассказ атаман. — Сколько, говоришь, людишек у него в юрте было? Переводчик задал вопрос, и туземец начал называть имена. Атаман слушал и загибал пальцы. Закончив счёт, он вопросительно уставился на сотника: — А Митяй что сказал? — Вроде как четверо, — пожал плечами казак. — Надо других поспрошать. Участников экспедиции за «языком» стали по одному вызывать в палатку и выяснять подробности расправы над жителями встреченной «юрты». Кирилл не сразу сообразил, что именно обеспокоило высокое начальство. Оказалось, что пленник назвал шестерых, а убили служилые только четверых — это не есть хорошо. Вывод же атаман сделал неожиданный: — Спешить надо! — Надо, однако, — согласились остальные начальники. — Завтра и двинем, так? — Так! Истинно — так! — Вот и порешили, — кивнул главный и обратился к писарю: — Андрюха, ты что там накарябал? Проговори нам по-быстрому да сходи людям прочитай. — Сей момент, Степан Никифорыч, сей момент! — засуетился писарь. — Значится, так: «Ска-ска по расспросу иноземского мужика Анкулата, что быть есть из улуса новитагова. Мужик сей взят был с боем великим государя нашего служилыми людьми»... Имена опосля пропишу. Раны аль увечья какие указывать? — Чёрта им лысого, а не раны! — озлился атаман. — Двух нехристей упустили — весь улус теперь взбаламутят! Дальше читай! — «...Тот мужик Анкулат на расспросе показал, что ясаку они с родом своим не платят, аманатов не дают и государевых милостей знать не желают. Людей же служилых всякий раз побивают, когда и до смерти, а живот их себе имают. Того пуще ходят они с улусом своим войной на государевых ясачных людишек. Людишкам тем ясаку платить не велят, а кого и побивают до смерти, детишек и жёнок в полон уводят. От бесчинств тех ясачный народец по реке...» Как река-то сия называется? Ладно, опосля впишу, «...по реке проживающий в великую скудость пришёл, кто к измене, а кто и к кочевью в края незнаемые склоняется... Расспрос сей писал сын казачий Андрюшка Иванов, толмачил же коймского острогу служилый человек Кирюшка Матвеев сын. К сему он руку приложил: с моих слов записано верно...» — Хорошо излагает, мерзавец! — одобрительно кивнул атаман. — Приятно слушать. — Да-а, — завистливо вздохнул сотник, — грамота — дар Божий. А как сказано: «С моих слов записано верно!» Сразу видно, что у самого воеводы в писарях ходил! — Пока не проворовался, ха-ха! — поддержал тему пятидесятник. — Давай, Кирюха, прикладывай руку да ступай восвояси. К походу готовься — завтра поутру двинем! — Приложить?! — с тихим изумлением переспросил Кирилл и шагнул к писарю. — Я приложу! Приличного удара кулаком — по морде чернильной крысе — не получилось, поскольку аспирант напрочь забыл о своих вывихнутых плечевых суставах. Зато сам он огрёб по полной программе. Впрочем, запомнилась ему только первая вспышка боли — били саблей в ножнах по шее. — Ну, будет! Будет вам! — рыкнул Шишаков. — Что бы вы так нехристей пластали! Сказано ж было: на голову он слабый! — То-то что слабый, а Андрюхе, почитай, два зуба выбил! — Тебе его зубов жалко? О другом думай! — Это о чём же, атаман? — О том... Видать, убогий этот, и вправду, по-ихнему понимает. А без толмача нам нельзя... — Неужто другого не сыщем?! — Сыщешь ты... Знаю я толмачей этих... Придуриваются только! А этот, кажись, без обмана. Только бы Петруцкий не прознал! — Не прознает, — заверил сотник. — Люди кругом верные! — Ох-хо-хо... — вздохнул главный начальник: чувствовалось, что последнему утверждению он не верит совершенно. А Кирилл лежал на утоптанной земле и безуспешно пытался восстановить дыхание. Он лежал и думал, что вот его — человека глубоко мирного — эти отморозки довели до того, что он готов отдать жизнь, чтобы придушить хоть одного из них. Потом его вязали, куда-то волокли, потом развязывали... Краем уха он слышал отголоски казачьего схода: |