Книга Орден Казановы, страница 17 – Олег Суворов

— Чем это он вас так возмутил? — стремясь переменить тему разговора, спросил Денис Васильевич, кивая в сторону Николишина, который в данный момент внимательно слушал, что ему говорит следователь.

— А! Ольга с досадой махнула рукой, поправляя при этом прядь каштановых волос. — Представляете, откуда-то выпал птенец и упал прямо на дорожку. Мы подняли его и пошли искать гнездо. Сенька залез на дерево и вернул птенца в семью, а потом спустился и нахально заявил, что такой подвиг милосердия заслуживает награды... Только не спрашивайте меня, какой! — со смехом закончила она. — Нет, но каков нахал! Да ещё, как оказалось, с манией величия. Согласитесь, что это уже слишком!

Её возмущение выглядело столь наигранным, что Денис Васильевич принуждённо улыбнулся. Однако на душе у него было совсем невесело при мысли о том, что столь остроумная, озорная и красивая девушка рано или поздно достанется такому пошлому ничтожеству, как Николишин, который ещё неизвестно чего хочет больше — любви Ольги или её приданого? Чёрт возьми, но почему у неё нет достойных поклонников?

Их беседа была прервана громким восклицанием. Услышав, как его назвали по имени, Денис Васильевич удивлённо оглянулся и в следующую минуту уже горячо пожимал руку пожилого, но по-прежнему очень элегантного господина, в котором легко было узнать его старого знакомого — Евгения Павловича Радомского. Последний раз они виделись пятнадцать лет назад на перроне Николаевского вокзала, с которого Денис Васильевич и Оксана уезжали в Швейцарию, а чета Радомских пришла их проводить.

— Очень рад видеть вас в добром здравии, дорогой Евгений Павлович, — сказал Винокуров. — Как поживаете, как ваша очаровательная супруга Вера?

По лицу Радомского пробежала лёгкая тень.

— В данный момент мы не живём вместе, — отвечал он, после чего так выразительно посмотрел на собеседника, что Денис Васильевич отказался от дальнейших расспросов. — Кстати, вы ещё не представили меня своей спутнице.

— Ах да, простите... Евгений Павлович... Ольга Семёновна Рогожина.

— Целую ручки, сударыня. — И Радомский, с преувеличенно старомодной учтивостью сняв шляпу, поцеловал руку девушке. — Вы так очаровательны, что вами не устаёшь любоваться!

— Вы меня смущаете, сударь, — в тон ему притворно застенчиво отвечала озорная Ольга, делая книксен. — Прогуливаться изволите?

— О да, и при этом мысленно вживаюсь в образ.

— Вы актёр?

— Всего лишь певец-любитель. Дело в том, что на досуге я участвую в любительских оперных спектаклях, а ныне наш новомодный режиссёр решил взяться за постановку «Евгения Онегина».

— Вам поручили главную роль?

— Благодарю за комплимент, сударыня — засмеялся Евгений Павлович, — хотя вы мне льстите. Нет, разумеется, мне поручена всего лишь партия Гремина.

— «Любви все возрасты покорны» — это моя любимая ария! — задорно воскликнула Ольга.

— В таком случае... — И он церемонно наклонил голову. — Честь имею пригласить вас на премьеру!

— Когда именно?

— Пока не знаю, у нас ещё даже не было генеральной репетиции. Но как только станет известен день премьеры, я немедленно извещу Дениса Васильевича. Полагаю, вы придёте вместе? — И он испытующе посмотрел на Винокурова, словно бы интересуясь его отношениями со стоявшей перед ними молодой женщиной.

— Будем ждать. — И Ольга вновь протянула Радомскому руку за очередным поцелуем. — По-моему, он бросил свою старую жену и сошёлся с молодой женщиной, — винила она Винокурову, как только Евгений Павлович раскланялся и удалился.

— С чего вы это взяли?

— В разговоре со мной у него слишком молодо и азартно блестели глаза. Значит, ваш знакомый имеет успех у молодых женщин, что, кстати, совсем не удивительно. Ну, а о том, что он разошёлся с женой, вы и сами слышали.

— Однако! Денис Васильевич покрутил головой.

— Вы мне не верите?

— Нет, просто пожалел о том, что не могу похвастаться тем же самым, — с улыбкой заявил он, бросив быстрый взгляд на Ольгу. — В смысле успеха у молодых женщин...

— Вы являетесь членом Российской социал-демократической рабочей партии? — первым делом поинтересовался Гурский, глядя в упор на Николишина с таким видом, словно это было обвинение в тяжелейшем преступлении. Впрочем, несмотря на то что данная партия принимала официальное участие в выборах и была представлена несколькими своими депутатами в III Государственной думе, в глазах Макара Александровича одна только принадлежность к столь радикальной организации действительно являлась преступлением.

— Ну и что? — скривился тот и тут же спросил: — А откуда вы про меня знаете?

Следователь досадливо дёрнул щекой, будто бы отгоняя этот глупый вопрос, как назойливую муху, и продолжил допрос с прежним пристрастием:

— В чьих интересах, позвольте спросить, вы ухаживаете за мадемуазель Рогожиной?

— В любовных, разумеется... — И Николишин скривил губы в глумливой улыбке.

— Да? Ане в интересах ли своей организации, стремящейся любыми способами пополнить партийную кассу?

— С чего вы это взяли?

— А тогда в чьих интересах вы ухаживали за молодой дамой в светлом пальто и шляпке с вишенками, с которой я видел вас два дня назад на Литовском проспекте? Кстати, делали вы это столь неудачно. — Тут Макар Александрович не удержался от язвительности. — Что даже получили по физиономии.

— Тоже в любовных! Может, скажете, что нельзя ухаживать за двумя сразу?

— Нет, отчего же...

— Или полиция теперь следит за моими амурными делами? — нагло перебил Николишин.

— Молчать! — вспылил Гурский, мысленно добавив «щенок». — И отвечать только на мои вопросы. Что это была за дама?

— Понятия не имею! Я пытался к ней пристать, но вы сами видели, что у меня ничего не получилось.

— И как её зовут, вы тоже не знаете?

— Спросить не успел!

— Так-так, господин социал-демократ. Между прочим... — И Макар Александрович с усмешкой кивнул на памятник Крылову. — Вы, оказывается, тщеславны? Тоже на постамент метите? И за какие такие заслуги?

— А это уж моё дело!

— Как певец хотите прославиться или как бомбист? Постамента я вам не гарантирую, а вот эшафот — могу...

— Не понимаю я этих ваших намёков!

— Учтите, господин Николишин, в полиции вы числитесь как неблагонадёжный, так что, чует моё сердце, мы с вами ещё не раз встретимся.

— Может, прямо сейчас меня и арестуете, чтоб я ни к кому больше не смел приставать? — самым хамским тоном осведомился Семён, кивая в сторону Ольги, стоявшей в десяти шагах от него.

Макар Александрович начал багроветь, при этом в глубине души прекрасно сознавая, что собеседник, исходя из каких-то своих целей, намеренно его провоцирует. Ну нет, он не позволит этому прощелыге вывести его из себя!