Онлайн книга «Птицы его жизни»
|
Он вытащил из кармана ювелирный футляр. Неужто кольцо? И опять будет делать предложение? Я взяла футляр. Открыла и ахнула. Там лежали серьги, на белом перламутре черные жемчужины неправильной формы, идеально подходящие к кулону, подаренному Людмилой Арсеньевной. – Боже мой, Димка, какая прелесть! – взвизгнула я и кинулась ему на шею. – Но как? Где ты нашел? – Заказал, – пожал плечами Дима, впрочем, очень довольный произведенным эффектом. – Когда ты успел? – Довольно давно. Сфотографировал твой кулон, связался с одним знакомым мастером, и вот… Нравится? – Не то слово! – Примерь! Это выглядело восхитительно! – Спасибо, Димочка! Знаешь, я никогда не носила каких-то настоящих украшений… И думала, что не буду… Но это такая красота, и не прет богачество… Супер! – Тебе страшно идет! Ты такая изысканная… Короче говоря, это была арабская идиллия! Мы вернулись в Москву, а через день я заболела. Свалилась с тяжелым воспалением легких, и меня даже положили в больницу. Выздоравливала я долго и трудно. Дима приезжал каждый день. – Ишь какой у тебя мужик заботливый, – говорила пожилая соседка по палате. – Видать, любит. – Глашенька, как ты? Это я виноват, разве можно было устраивать тебе такие климатические перепады… – Да ладно, жива буду. Скажи, а как там Андрей Олегович без меня обходится? – Да нашли ему молоденького парнишку, студента иняза в академке. Он с ним с восторгом ездит, и старик вроде бы доволен. Это сын его каких-то старых друзей. Так что не волнуйся, не пропадет он без тебя, а вот я пропаду! Поэтому после больницы поедешь в санаторий. – В санаторий? Ни за что! – О, уже характер прорезался, значит, на поправку идешь. И работать больше не будешь, пока, во всяком случае. У меня не было сил спорить, тем более что прошлой ночью мне приснился гончар. Он смотрел на меня своими невозможными серыми глазами и протягивал ко мне руки, но между нами была стена, прозрачная, с каким-то голубоватым отливом. Я тоже протягивала к нему руки, но стена была непреодолимой. Да, Дима прав, не нужно мне больше там работать, нужно держаться подальше от этой семьи… – Да, Димочка, наверное, ты прав. Не буду я пока работать. – Солнышко, умница моя! – Дим, а как ты справляешься без меня? – Справляюсь. Я же многое по хозяйству умею. А Марьяна со своим политологом рассталась, впала в черную меланхолию и уехала к брату в Португалию. – То-то я гляжу, она перестала меня навещать… – Она мне сказала, что не имеет права ходить в больницу с таким ужасным настроением, это может тебе повредить, и я с ней согласился. Хотя на мой взгляд, этот тип вообще не для нее. – Димочка, я так хочу домой! – Потерпи, моя хорошая, доктор сказал, что во вторник выпишет тебя, если не будет хуже. Так что недолго осталось. Прошел месяц. Я поправилась, провела десять дней в санатории, но сбежала оттуда. Невыносимо! Дима даже не сердился, понял, что я уже могу жить дома, нормальной жизнью. По вечерам Дима рассказывал мне о делах на фирме, и я относилась к этому совершенно спокойно. Но однажды вечером он вдруг заявил: – Глашка, первого апреля юбилей у Олегыча, – шестьдесят пять. – И что? – Будет банкет. Мы оба приглашены, естественно. – А можно мне не ходить? – Это почему же? – Да не знаю, неохота… – Что за глупости! – рассердился Дима. – Я не могу там не быть, все знают, что мы вместе… Абсурд! – Там будет тыща народу. – Нет! Тыща народу будет на банкете в институте, а через два дня уже банкет для сравнительно узкого круга, без официальных лиц. От силы человек тридцать-сорок. – Ну что ж… Придется пойти. А форма одежды? – Почем я знаю? Ну, что-нибудь нарядное надо, еще десять дней, можно подобрать что-то… – Ладно, я подумаю! А на другой день мне вдруг позвонила Людмила Арсеньевна. – Глашенька, деточка, как вы себя чувствуете? – Сейчас уже хорошо, спасибо, Людмила Арсеньевна. – Дима говорил вам про первое апреля? – Да, говорил. – Надеюсь, вы придете? – Ну конечно, Людмила Арсеньевна, обязательно. Я только хотела спросить, что подарить Андрею Олеговичу. – Ох, Глаша, что можно подарить человеку его возраста, к тому же у него практически все есть. – Ладно, посоветуюсь с Димой. – Глашенька, а как вам с ним живется? – Она почему-то слегка понизила голос. – Да замечательно живется. Он почти идеал. – Да? Рада за вас! Могу поклясться, что в ее тоне сквозило разочарование. – А мы познакомились с Котиной… дамой. – И что? – Она так его любит… Так заботится… Но Андрей в негодовании. – Почему? – Ну, она же настолько старше… Андрей хотел дать Коте денег, чтобы откупиться от нее. А он отказался наотрез. – Значит, не хочет откупаться. – Я тоже так подумала. Он вообще странный парень. Но гениальный! И не потому, что он мой сын. Слышали бы вы, Глашенька, что о его выставке говорили, что писали… На вернисаж приезжал Домбровский, он коллекционер… Он готов был скупить вообще все, а это его панно… «Птицы моей жизни» – это истинный шедевр, он ведь задумывал изначально не панно, а цикл работ, а потом решил объединить в этом панно… Это чудо, Глаша, просто чудо! Когда мы с Андреем вернулись в отель, Андрей заплакал. Чувствовал себя виноватым безмерно. Но Анетту невзлюбил. Я пыталась ему объяснить, что он должен быть благодарен этой женщине… Но где там! – Людмила Арсеньевна, а они… будут на юбилее? – Обещались. Глашенька, вы простите, что я как-то пропала, даже ни разу вас в больнице не навестила. – Да что вы, Людмила Арсеньевна, Дима каждый день ко мне приезжал! – Я рада это слышать. Ну что ж, Глашенька… Значит, скоро увидимся! – А вам не нужна какая-то помощь? – Да нет, ничего не нужно, все будет в ресторане, я уже все заказала. Буду рада вас видеть, деточка! – Да, а как справляется молодой человек на моем месте? – Да вроде бы Андрей доволен. – Вот и слава богу! Я возилась на кухне, когда в дверь позвонили. Кто бы это мог быть? – Кто там? – Открывай! Свои! |