Онлайн книга «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов»
|
Словом, социальный заказ выполняется Мариенгофом-драматургом без лишних усилий. Идёт война, и относительно нужности и качества своих произведений Анатолий Борисович не испытывает никаких творческих и человеческих сомнений. «Пять баллад» и «Поэмы войны»
Так же обстоит дело и со стихами. Если раньше Мариенгоф не мог писать стихи о революционных подвигах, то теперь словно сами собой сыплются ударные стихи о героях войны. Патриотизм возобладал. В трудную для страны минуту Мариенгоф оказывается с теми, кто ставил его друзей к стенке, вместе с народом борется за свою свободу, борется против фашизма. Из письма Эйхенбауму: «Это, Боречка, ты верно подметил, что я на барабане вроде как луплю 415. А эпоха-то какая? Помнишь, мы любили пофилософствовать об эпохе? Она тоже, дружок мой, не на скрипочке играет. Оказывается, я с ней и спелся, вернее – сыгрался. <…> Пишу “барабанные” стихи. Кое-что из того, что написал, даже люблю. Печатаю их в Кирове. Одна книжечка вышла, но это с ленинградскими балладами, а сейчас печатаю другую, с новыми – когда выйдет, пришлю». В эти два сборника вошло восемь больших текстов: в сборник «Поэмы войны» —«Лобзов», «Зоя-Таня», «Денис Давыдов», в «Пять баллад» – «Капитан Гастелло», «Три товарища», «Два германца», «Отто Опель», «Партизанский разведчик». К «Пяти балладам» пишется небольшое поэтическое предисловие: История! Ты сегодня стоишь рядом, Рядом с нами, Касаясь плечом. Ты вдохновляешь нас на баллады, Ты говоришь нам писать о чём. Тебе послушны Кисть и перо, Рука бойца И движенье колонны Ты — В каждой строчке Информбюро, В каждом приказе Комитета Обороны. Ты сказала: Из памяти нашей И седого времени седая волна Никогда не смоет Величественные имена Мужественных и бесстрашных. Если бы Маяковский дожил до грозных военных лет, он писал бы в таком же ключе. Потому сначала строки Мариенгофа смотрятся – особенно в сравнении с поэтикой бывшего имажиниста – довольно забавно, но, вчитываясь в тексты, понимаешь, как жизненно необходимы были они не только самому поэту, но и его современникам-соотечественникам, переживающим бедствия войны. Это, конечно, не симоновские «Жди меня» и не «Василий Тёркин» Твардовского. Здесь принципиально иная структура стиха, рассчитанная не на газетное чтение, а на сценическую речь. Да и человеку, не подготовленному буйным разливом поэзии двадцатых годов, читать всё это было трудно. Приведём небольшой отрывок из поэмы «Земляк». …Что жизнь? Ах, это много, очень много! Пусть не всегда В цветах дорога, Пусть не особенно длинна, Но ведь она у нас одна, Другую не дали на выбор. Как хорошо, что я не рыба, Не мышь, не мошка, не индюк, Что у меня есть верный друг, И мать, мерцающая взглядом, И нежная подруга рядом, Сегодня – счастье, Завтра – грусть, Мечты, Без завершенья пусть! Пусть не сбываются надежды, Пусть завтра я не тот, что прежде, Пусть увяданье у окна, Морщинки, Лысинки – луна, Пусть: Всё! И это “всё” зовётся – жизнь. И эта жизнь у нас одна. И ту единственную – положить!.. Поэма «Земляк» должна была появиться отдельным изданием, но из-за нехватки бумаги от публикации отказались. Мог бы выйти и сборничек под названием «Концерт». Что туда должно было войти – загадка, мы можем только предполагать. Судя по всему – одноактные пьесы. Зато выходит общий эстрадный сборник «На штурм» 416. В него вошли произведения «Как я дрался с немцами» (Монолог) Николая Никитина, «Батя» (Сценка) Осафа Литовского 417, «В лесу» (Сценка) Константина Осипова, «Сказки про чёрта Фрица» Евгения Шварца и две одноактные пьесы Анатолия Мариенгофа – «Истинный германец» и «Гостеприимная хозяйка». Но писательское счастье окажется недолгим. Спустя несколько лет сборники Мариенгофа будут запрещены: советской цензуре не понравилась христологическая фигура Зои Космодемьянской из поэмы «Зоя-Таня»: Сидим, Глотаем чай. Молчим. Вот век! В Петрищиве Как на Голгофе, Было: У стражи Зоя Пить просила И немец Дал ей Керосин. Так уксус пил Марии сын. Возможно, дело ещё и в поэме «Зоя» Маргариты Алигер. Поэма, за которую Алигер удостоилась Сталинской премии второй степени (деньги отдала на нужды армии), вышла в том же 1942 году. Сам текст советские бюрократы спешно канонизировали: Нежили, голубили, растили, а чужие провожают в путь, – Как тебя родные окрестили? Как тебя пред богом помянуть? Девушка взглянула краем глаза, повела ресницами верней… Хриплый лай немецкого приказа — офицер выходит из дверей. Два солдата со скамьи привстали, и, присев на хромоногий стул, он спросил угрюмо: – Где ваш Сталин? Ты сказала: – Сталин на посту. Так или иначе, оба сборника Мариенгофа – «Пять баллад» и «Поэмы войны» – были изъяты из библиотек и книжных магазинов. Сегодня, если и встречаются у букинистов или на аукционах, уходят за серьёзные деньги. СЛУХИ, ФАКТЫ И БОЛЬШАЯ ЛИТЕРАТУРА * * * Нам удалось найти ещё одну поэму Мариенгофа – «Балтфлотцы» (1941) 418. Приведём небольшой отрывок из неё. |