Онлайн книга «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов»
|
Как облаком сердце одето И камнем прикинулась плоть, Пока назначенье поэта Ему не откроет Господь: Какая-то страсть налетела, Какая-то тяжесть жива; И призраки требуют тела, И плоти причастны слова. Как женщины, жаждут предметы, Как ласки, заветных имён. Но тайные ловит приметы Поэт, в темноту погружён. Он ждёт сокровенного знака, На песнь, как на подвиг, готов; И дышит таинственность брака В простом сочетании слов. Это стихотворение Осипа Мандельштама «Как облаком сердце одето…» (1910) из первого издания сборника «Камень». Мариенгоф не в первый раз обращается к этому поэту. Получается глубокий текст, в котором между строк угадываются новые смыслы. В пьесе звучат и мотивы, знакомые по «Заговору дураков». Там придворные шуты сговариваются с первым русским стихотворцем Тредиаковским, – в «Актёре со шпагой» театральная труппа сговаривается с Сумароковым. И в первом, и во втором случае речь идёт о революции. Только в «Заговоре дураков» это революция политическая, а в «Актёре» – культурная и политическая. Сам образ «актёра со шпагой» идёт от портрета Фёдора Волкова, выполненного художником А.П. Лосенко. Там комедиант изображён в красной накидке и с кинжалом. Как уверяют искусствоведы, картина имеет два прочтения – культурное (актёр в образе) и политическое. Обратимся к книге «Кинжал Мельпомены» 437, где автор чётко обрисовывает всю ситуацию вокруг Фёдора Волкова: «Неслучайно – утверждали слухи – между офицеров затесался комедиант. Правда, главные заговорщики, Григорий и Алексей Орловы, кого не вербовали: всех отчаянных, недовольных, разорившихся… Но среди награждённых только трое без дворянского звания – братья Волковы и кассир Евреинов. И всех их теперь в дворяне. За какие такие заслуги и “известную всем” (как гласит указ) службу? И слухи ползли дальше, порой теряя всякую достоверность». Все версии, почему Волкову вместе с братом императрица оказала такую милость, строятся на том, что актёр помог взойти Екатерине Великой на трон и во время переворота «действовал умом». На последнем и акцентируется внимание. Первый слух строится на том, что Волков – умелый импровизатор. Якобы императрица после заточения Петра III прибыла в Петергоф для принятия присяги, а текст манифеста затерялся. Тогда из толпы вышел Фёдор Волков, посоветовался с приближённым Екатерины и спас положение: достал чистый белый лист и «зачитал» с него манифест. Второй слух – что текст манифеста заранее был заготовлен Волковым и неким Григорием Тепловым. Третий слух – что Волков, причастен к смерти Петра III. Все эти версии дополняются излишней скромностью Волкова, которому Екатерина якобы предложила пост кабинет-министра и хотела возложить на него орден Андрея Первозванного. Но молодой человек от этого отказался и решил остаться простым комедиантом. В пьесе «Актёр со шпагой» Мариенгоф даёт иную трактовку: Волков разоблачает на бале-макскараде шпионскую сеть симпатизантов короля Фридриха II. А началось всё с того, что прусский дипломат Фон Хоф вручил Петру III перстень с рубинами, образующими букву «Ф»: Наследник. Рубин в кругу алмазов… буква эФ… Фон Хоф. Подарок короля. Наследник. Завидую я вам. Фон Хоф. Простому смертному? Наследник. Вы к королю близки! Фон Хоф. Всё то, что благосклонный принц Доверить может мне… Наследник. Фон Хоф?.. Всё! Ведь вы – голштинец. Это много! Фон Хоф. Мой принц, такое ж полное доверье Вы можете без колебаний оказать Тому… Наследник. На ком увижу этот перстень? Фон Хоф. Да, принц. Наследник. Чудесно! Превосходно! Трактовка Мариенгофа больше подходит к советской эпохе тридцатых–сороковых годов с разоблачениями шпионов нескольких разведок, троцкистов, фашистов и вредителей. Что есть, то есть. От духа времени никуда не деться. Удалось ли Мариенгофу пристроить пьесу в какой-либо театр, неизвестно. «Ермак», Эйзенштейн и большое кино
Начнём с письма, направленного директором сценарной студии председателю комитета по делам кинематографии при СНК СССР И.Г.Большакову: «Представляем на Ваше рассмотрение литературный сценарий Анатолия Мариенгофа “ЕРМАК”, посвящённый важной и интересной патриотической теме – завоевание Сибири Ермаком 438. При всей её сложности, тема сценария решена автором тактично и правильно, с сохранением исторических особенностей эпохи Ивана Грозного. Вместе с тем сценарий поэтичен: он написан как самостоятельное литературное кинодраматургическое произведение. Образы действующих лиц колоритны и отчётливы. Сюжет – содержателен, масштабен, развивается убедительно и точно. Постановка сценария может быть осуществлена на Свердловской киностудии с использованием “отходов” от фильма С.М. Эйзенштейна “Иван Грозный”. Тем не менее, просим сценарий утвердить в резерв, как литературное произведение, с расчётом его кинематографического уточнения при наличии определённой режиссёрской кандидатуры. Директор сценарной студии Д.Ерёмин» Сегодня как будто нашли материалы эйзенштейновского фильма и реконструировали их, но кинокартины по сценарию Анатолия Борисовича на этой основе так и не случилось. Мариенгофу было предложено использовать в работе над сценарием роман «Конец Кучумова царства» В. Сафонова. Однако Мариенгоф в ответном письме поясняет, что у него будет собственный текст. Ориентироваться-то он на сафоновский роман, конечно, будет, но не целиком и полностью. У Сафонова герои говорят метафорами, поговорками, иносказательно, а всё это мешает динамике действия. Да и сюжет придётся выстраивать самому. Мариенгоф приводит не один десяток доводов за право писать собственный сценарий, без привязки к Сафонову: «Главная фигура будущего сценария – ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ, личность крупная и примечательная, занявшая своё место в русской истории. Это не только храбрый и талантливый полководец, но и вождь. Ермак – пионер, у Ермака государственный ум, а не просто атаманская смётка: его взгляд видит дали истории. Ермак – не наёмный полководец, служащий за “мзду” промышленникам Строгановым. Он служит московскому государству, его “великим пользам”, понимая государственную необходимость развития торговли, искания руд, освоения пустынных пространств и прочее, и прочее. Не имея смелого ума новатора, высокого чувства долга и далёкого полёта государственной мысли, немыслимо было бы сделать то, что сделал Ермак со своими более чем скромными военными силами. В Ермаке есть что-то от Ивана IV и Петра I. И нам кажется, что будущий сценарий должен явиться как бы героическим “кинопортретом” этой примечательной и своеобразной русской личности конца XVI столетия. |