Онлайн книга «Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов»
|
Вот так гулевые похождения превращаются в большую литературу. Проекционный театр
Время такое: литературные пристрастия меняются, как калейдоскоп. Должно чем-то выделяться, иначе внимание публики будет приковано к иным поэтам. Мариенгоф много экспериментирует. Но после достижений в поэзии (десятки отличных текстов, своя «банда», свой журнал, колоссальное влияние на молодёжь) пора задуматься о расширении творческого ареала. Естественным образом выбор падает на театр, драматургическое произведение. Но на какую тему? В каком ключе? Писать о революции – моветон и пошлость. Необходим скандал. И эпоха нужна соответствующая – маскарадная и суетная, точь-в-точь как та, что на дворе. И было решено: времена правления Анны Иоанновны, послепетровская чехарда, «когда Голицын с Долгоруким / над троном / чертили ястребиные круги», а Василий Кириллович Тредиаковский корпел над своими неподъемными рукописями. Он (кому же ещё доверить?) будет писать оду императрице! И как? Как настоящий имажинист: засаживая «в ладонь читательского восприятия занозу образа», громко и весело, вызывающе и эпатажно. Ну, и будет Тредиаковский участвовать в неудавшемся заговоре дураков. Это, кстати, хорошее название – «Заговор дураков». Последние должны вытворять форменное безобразие – в самом начале действия они будут хоронить… лошадь 192! И драматическая поэма начинается с панихиды царицы Анны и её присных по обычной животине: Помолимся скопом, скопом Тому, кто лошажьи души лопает; Помолимся зачатой без семени лошажьей мати Об оставлении согрешений и о блаженной памяти. Да простится усопшей всякое брыкание и фыркание Вольное и невольное; Да не опалит её небесного гнева пламень И присно и ныне. И во веки веков, аминь. Мариенгоф был изрядно начитан. Сегодня из «Заговора дураков» мы выуживаем крохотные детали, из которых вырастают байки и анекдоты петровской эпохи. Например, про свадьбу придворного шута Голицына (бывшего князя) с «дурой» Бужениновой: «В Ледяном доме справляли свадьбу / Русского князя / С калмыцким чучелом». К этому событию Тредиаковский написал «Приветствие, сказанное на шутовской свадьбе»: Ну мордва, ну чуваши, ну самоеды! Начните веселье, молодые деды, Балалайки, гудки, рожки и волынки! Сберите и вы бурлацки рынки… <…> Итак, надлежит новобрачным приветствовать ныне, Дабы они во всё своё время жили в благостыне, Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось. Здравствуйте, женившись, дурак и дурка.
193 А чего только стоит ода императрице поэта-реформатора Тредиаковского в «Заговоре дураков»: Сосцы своих грудей, тяжёлых молоком и салом, Ты вкладывала трём младенцам в нежный рот. О, Государыня, тебя сосали Пехота, кавалерия и флот… Другой любви, иных зачатий пришла весна потом И вот – вторично ощенилась сука. Не ты ли греешь тёплым животом Политику, искусство и науку. Сильна твоя держава. Широко, как врата, раздвинуты у монархини ноги На двух материках ступни стоят, России царственную тогу Покорно лижет Балтика и Каспий.
194 Подобной оды у Василия Кирилловича, конечно, не могло быть, всё это фантазии Мариенгофа. Но основаны они на чём-либо или нет? Известна история о пощёчине, которой Анна Иоанновна наградила поэта, выслушав его стихотворный перевод романа Поля Тальмана «Езда в остров любви». Вот из этой исторической оплеухи и вырастает мариенгофская ода. «Заговор дураков» писался одновременно с есенинским «Пугачёвым». Есенин с Мариенгофом работают за одним столом: марают бумагу и читают необходимую литературу, рассуждают о возможных поворотах сюжета и играют с «машиной образов» 195. В скором времени обе драматические поэмы были сделаны. Обе безупречны, лихи и наполнены воздухом свободы. Поэты посвятили свои работы друг другу: «Заговор дураков» – Есенину, «Пугачёв» – Мариенгофу. Книги и вышли с однотипными обложками в издательстве «Имажинисты». Обе драматические поэмы – синтез поэзии как ораторского искусства и театра. Что ни строка, то хлёсткий образ. Вот, например, один из дураков говорит: Мне думается, что за звёздным пологом В голубой стране Из орбиты от ужаса вылезает глаз у Петра, Как синий медведь Из ледяной берлоги. С таким творением Анатолий Борисович мог пойти только в один театр – к Всеволоду Мейерхольду. Вот тут-то, казалось, и сошлись экспериментаторы: Всеволод Эмильевич как раз в это время развивал свою теорию биомеханики. Обе пьесы должны были ставиться в Театре РСФСР-1. Информация об этом разлетелась по газетам. В январе 1922 года Мейерхольд включил пьесы в перечень постановок, направленный в коллегию Наркомпроса и Главполитпросвета. Но планы эти так и не были реализованы. Вскоре театр был преобразован в Театр революции и Мейерхольд отошёл от управления им. Но всё же не раз возвращался к мысли поставить спектакль по драматическим поэмам Есенина и Мариенгофа. Не поставил Мейерхольд «Заговор дураков», может быть, ещё по двум соображениям. Во-первых, это пьеса о неудачной революции. В 1920-е годы она ещё прошла бы на сцене, возможно, даже с громким успехом, но за это всё равно бы спросили. Во-вторых, это пьеса о революции дураков. Мейерхольд, вероятно, поостерёгся выносить такие образы на советскую сцену. О Всеволоде Эмильевиче в то время в газетах ходили совершенно прелестные анекдоты. Вот, например, один из них – театральный сонник от господина за подписью «А. Орлинский»: «Видеть во сне Мейерхольда – хлопоты, затруднение в финансах, приятные надежды» 196. Так получилось и у имажинистов. Одни приятные надежды. |