Онлайн книга «Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа»
— Евно Филиппович, говорить с вами — истинное наслаждение! Но руководство Министерства внутренних дел, и в первую очередь сам Сипягин, просит вас обратить особое внимание на все, что связано с подготовкой террористических актов. — Но чтобы получать эти сведения, надо войти в руководящее ядро эсеров. — Делайте шаги в этом направлении более решительно, а именно через Аргунова, мы только по этой причине еще не арестовали его. Пробейтесь в Центральный комитет — и ваше жалованье возрастет значительно, будете получать, как товарищ министра! Ну, осушим еще по бокалу за наши успехи, винцо отличное! Выпили. Ратаев взглянул на собеседника и понял: Азеф хочет сообщить что-то очень важное. Азеф решил нагнать страху на свое полицейское начальство, а заодно и повысить свои акции. Сегодня на него на шло вдохновение, он начал очередную сказку: — Вот вы, Леонид Александрович, обещаете мне жалованье товарища министра. Но если я не побеспокоюсь, так вашему товарищу министра никакое жалованье уже не понадобится, а нужен будет пышный гроб и венки от частных лиц и организаций. Преступники переходят к активным террористическим действиям, хотят выработать целую систему, большой план. И в ближайшее время приступят к ликвидации важных государственных персон. Вот так-то! Ратаев встревожился: — Откуда эти сведения? Что конкретно? Азеф понизил голос, сделал страшные глаза. — Я держал в руках так называемый «Погребальный список». Мне его под страшным секретом вчера показали Дора Бриллиант и Андрей Аргунов. В него внесены первые сто жертв. — Глубоко вздохнул, скорбно поник головой, в голосе послышалась слеза. — Ведь, дорогой мой Леонид Александрович, и вы есть в этом «Погребальном списке». У Ратаева вытянулось лицо. — Не может быть! — Очень может! Как же без вас? Никак не обойтись. — И меня намечают… каким номером? — Лицо Ратаева залила бледность. Азеф снова вздохнул, прикрыл рукой глаза и, наконец, с глубокой печалью произнес: — Место для такого важного человека просто оскорбительное — семьдесят седьмое. А, каково? Конечно, на первую пятерку вы не тянете, есть лица важнее, но в первую десятку — это было бы справедливо. Ратаев бешено посмотрел на собеседника: — Вы что, издеваетесь? Или, сударь, у вас шутки такие? — Ратаев задумчиво побарабанил ставшими вдруг непослушными пальцами по крышке стола и севшим голосом едва слышно спросил: — А кто же, позвольте спросить, на первом месте? Азеф развел руками: мол, сами понимаете! Он налил себе полный фужер вина, отхлебывал неспешными глотками и хранил мучительное молчание — великий агент умел держать паузу. Ратаев внимательно следил за ним, с нетерпением ожидая ответа. Азеф поставил пустой фужер на стол и страшным голосом прошептал: — Акт намечают первостатейной важности. Вот так-то! — И с укоризной поглядел на собеседника, словно тот лично был виноват в жутких замыслах террористов. Ратаев усмешкой хотел скрыть волнение, но голос выдал его — дрогнул. — И каким же образом хотят государя… того? Азеф почмокал губами, лихорадочно сочиняя сюжет, потом сказал: — Намерены утопить подводной лодкой, когда государь на яхте будет кататься. Со всем семейством пустить на корм рыбам. Так-то! — А где террористы возьмут субмарину? — Ведут переговоры в Германии. Но это лишь один из вариантов. Есть и другие: устроить покушение с аэроплана или во время одного из празднеств, скажем во время Иордани, выстрелить по царю картечью из пушки. Все это удалось вытянуть у Доры Бриллиант и у Аргунова. — Да-с! А кто за ним, за государем? Кто чести удостоился? Азеф продолжал азартно врать: — Второй — Сипягин, третий — обер-прокурор Победоносцев, затем — Плеве. Преступные элементы не любят толковых чиновников, это дело известное. Этих четверых в революционных кругах называют «махровыми антисемитами». Хотя тот же фон Плеве — ярый защитник евреев. Планировали московского обер-полицмейстера Трепова, но я вас своевременно известил, теперь его охрану значительно усилили, и эсеры временно оставили его в покое. Ратаев после долгой паузы решительно сказал: — Я хотел бы знать, кто составлял этот список, конкретно? — и медовым тоном добавил: — Дорогой Евно, надо, очень надо достать копию этого списка. Сто самых важных государственных лиц — это не шутка! Это ведь империя рухнет, такой хаос начнется… — Имена составителей «Погребального списка» держатся в строжайшей тайне. — Может, Аргунов? Сделать у него обыск? — Ни в коем случае! — заволновался Азеф. — Кретину ясно: если охранка арестует Аргунова, то подозрение сразу падет на кого? — Азеф выпучил глаза. — Да на меня, человека, близкого к Андрею Александровичу. Вы меня провалите, и вся наша операция пойдет к черту под хвост, вас всех без меня взорвут, в распыл пустят. А список, поди, уже куда-нибудь за границу переправляют, к главарю всех эсеров — к Гершуни. — Сдерживая улыбку, принял грозный вид, помахал в воздухе пухлым кулаком. — Ух, жидовская морда, так и растерзал бы этого Гершуни. Сделал бы ему обрезание — на горле. Ратаев едва не прыснул смехом: — Почему вы так решительно утверждаете, что список Аргунов переправил? Ведь вы его видели только что! — Ну хорошо! Не переправил, а в печке сжег. Или Бриллиант унесла, в исподнее засунула. Какая разница? Ведь это не единственная копия, тем более что отпечатана на ундервуде. Ратаеву очень хотелось получить то, чего не существует в природе. Он продолжал настаивать: — Как раз, коли список у Аргунова, он и мог составить. Кому же еще составлять, если не ему? Азеф начал раздражаться: — Я же вам по-русски сказал: нет, не Аргунов! Андрей Александрович не соглашался со многими кандидатурами. Категорически возражает против покушения на царя. К примеру, вас, Леонид Александрович, Аргунов предлагает вовсе вывести из списка. — За какие заслуги такая честь? — Ратаев глядел на Азефа подозрительно. Тот с упоением продолжал врать: — Он назвал вас «либералом, человеком передовых демократических убеждений, который сам тяготится существующей государственной системой и который при новой, послереволюционной власти может руководить полицией освобожденной России». Ратаев крякнул: — Гм, однако, ах, шельмец какой! — Встал с кресла, прошелся по ковру, поглядел в окно на ночную Москву и, словно оправдываясь, заявил: — Это неправда, что я будто тягощусь самодержавием. Иное дело, что Россия требует многих перемен, нынешнее общественное устройство явно хромает на обе ноги. И все же давайте думать: кто зловредный автор или авторы этого списка? |