Онлайн книга «Сенсеры. В агонии»
|
– Наплевать! В ней бурлила злость, а в таком состоянии она не боялась никого и ничего! – Вить, почему тебе так важно ее очищение? У Эллен и так нет выбора. Ей просто нужно время, чтобы все переосмыслить и принять. – Пошли вы, я ничего принимать не собираюсь. – Попридержи язык! – рявкнула на нее мать. – Чего ты упрямишься? Куда ты рвешься? Ты дома! Выкинь всю дурь из головы и приведи мысли в порядок. Теперь это твоя жизнь! Эллен мгновенно утихла. Как мама может на нее орать? Она никогда не повышала на нее голос. Никогда! – Видит Бог, я буду бороться с вами до последнего! – Эллен в каждую букву вложила всю ненависть к этим людям, всю мужественность, которая в ней еще осталась, и всю любовь к тем, кто ждал ее за воротами. – Что ж, – усмехнулся Виктор, – раз это твое решение… – Вить, не надо, дай ей время, – вступилась Джиллиан. Виктор не стал ее слушать. Он окликнул Лесю и парней, которые стояли за дверьми. Два стража и фиалковая барышня мгновенно предстали в зале. – Проводите ее в комнату. Леся, блокировка только наружная, никаких посещений. Полная изоляция на неделю. Будет так, раз мы не милы Эллен, – со злостью закончил дядя. – Вить, пожалуйста, она всего лишь ребенок, – взмолилась Джиллиан, – глупый, упрямый ребенок. Нужно больше времени… – Замолчи, Джил, – велел он. – Приступайте! Парни двинулись навстречу, но Эллен не испугалась. Черт с ними со всеми! Она поднялась со стула и присела в изящном реверансе перед дядей, одарила его широчайшей улыбкой, а потом, выставив руки вперед, словно на нее должны надеть наручники, двинулась к элитовцам. В лифте Леся не удержалась и высказала свое мнение: – Ты сама себе яму роешь. Язык твой – враг твой. Это точно про тебя. Даже Артур не смеет перечить Виктору Романовичу. Эллен промолчала. Парни заняли места по разным сторонам двери, Леся зашла с Эллен в комнату. Она открыла ключом ванную. – Воду наверняка тебе отключат. Мне правда жаль, что так вышло. Я говорила, что тебя сломают. Лучше бы ты сразу согласилась, а теперь… что ж, увидимся через неделю. Леся закрыла дверь, бросив печальный и, похоже, искренний взгляд на пленницу. – День первый, – хмыкнула Эллен. *** Она убеждала себя, что просидеть неделю в одиночестве – раз плюнуть. В конце концов, практически такой и была ее прежняя жизнь. Небольшая поправка: папа дома по вечерам, но можно представить, что он уехал в командировку. Подумаешь, неделя… Не учла Эллен степень жестокости дяди. Полная изоляция, как показал первый день – это ни еды, ни воды. Если без первого Эллен могла хоть как-то прожить, то без второго уже к вечеру она начала сходить с ума. Сенсер без воды – это поистине издевательство, а сенсер, умирающий от поглощения, – вдвойне. Но Эллен гордая, она промолчала. Первый день. На второй ее выдержка пошатнулась: – Хотя бы воды дайте. Я же сенсер, черт возьми! За дверью люди вообще есть? Или только бессердечные монстры? Бесполезно, ни звука. Хоть пей из унитаза. Вот только он, предатель, смывал автоматически, воды в бачке не накапливал за неимением таковой детали. Живот за сутки без еды начинал безумствовать, голова кружиться. Поглощение стало гневаться все чаще и чаще. Эллен не знала, куда себя деть. Она бродила по комнате, переставляла вещи с места на место. Даже одежду перемерила от скуки. Поспала, чтобы быстрее прошло время. К вечеру ее начало тошнить. Перед глазами летали искорки. Она очень хотела есть, еще больше хотела пить, а энергетический голод вообще перешел всякие границы. Каждый раз, приходя в себя после поглощения, Эллен думала об энергии. Она вспоминала, какое это сладкое чувство, когда чужие потоки вливаются в тебя, наполняют тело мощью. К наступлению третьего дня она была обессилена, обезвожена, но все меньше думала о еде и воде, и все больше об энергии. Иногда Эллен замечала, что ее трясет от одной мысли. Перед глазами вставала картина: наркоман, бьющийся в конвульсиях и орущий «Дайте мне дозу!» Тогда она спохватывалась, сжималась в клубок и гнала мысли прочь. Эллен умирала без своей дозы. К концу третьего дня над ней сжалились. И кто? Сам Виктор Романович. Эллен с трудом повернула голову, когда дверь хлопнула. Она была вся в поту, только-только восстанавливала дыхание после адского пекла, кое устроило ей поглощение. – Ну как ты тут, дорогая? – спросил Виктор, подойдя к кровати. – Выглядишь неважно. Эллен заметила в его руках стакан с водой и невольно облизнула пересохшие губы. – Будем дальше упрямиться или признаем поражение? Ей было так плохо после приступа, что даже ответить сил не нашлось. Впрочем, она обошлась одним жестом: показала средний палец. Научилась у Дениса. Дядя хмыкнул и прошел к двери, однако стакан оставил на тумбе. Эллен не могла ждать, пока Виктор выйдет, и с жадностью кинулась к воде. Плевать, что это ее маленькое поражение, если не унижение. Она глотала воду так, словно ее вот-вот отберут. Знала, что надо пить небольшими глоточками, но не могла. Дядя застыл у двери. – Я скажу тебе всего четыре слова, если ты не глупая, то поймешь… Саша, Дима, Павел и Георгий. Эллен замерла, а Виктор злорадно усмехнулся и хлопнул дверью. Голова плохо соображала, а вот сердце быстро поняло, что к чему. Забилось так, что грудная клетка заныла от боли. – Нет, пожалуйста, – еле пискнула Эллен, сползая с кровати. Она бросилась к двери, упала перед ней на колени. – Вернись, пожалуйста! Я согласна, только не трогай их, умоляю! – кричала она, что было сил, но в ответ была лишь тишина. Эллен рыдала, упав на пол. Если ее любимые мужчины здесь, то двоим из них точно не жить. От этой мысли ее в итоге стошнило. Долгожданная вода вместе с желчью вылилась прямо у двери. Неделя – раз плюнуть? Глупая, глупая Эллен… Ночью ее разбудило знакомое чувство присутствия. Она собрала все силы и присела на кровати, выискивая взглядом светлячков. «Они должны принести хорошие новости!» – не сомневалась Эллен. И не ошиблась. Огоньки заплясали и сложились в послание: Их здесь нет. Борись. Эллен рыдала от счастья. *** «День четвертый». Он принес изменения: Эллен было разрешено принять душ и поесть. – Думаю, твоя мать постаралась, – сказала блондинка-Леся, которая сидела с Эллен за столом. – Никому бы другому Виктор Романович не уступил, а сам он никогда не меняет решений. |