Онлайн книга «Испанский вариант (сборник)»
– Вы убеждены, что эту карту будут разыгрывать только Мачек и Шубашич? – Не убежден. – Я тоже, – согласился Абдулла. – Я далеко не убежден в этом. Что можно предпринять для их спасения? – Мне стало известно, что вице-губернатор Ивкович готов к обсуждению вопроса и может помочь вам. – С Ивковичем уже говорили. Он занял верную позицию; он встречался с Шубашичем, но губернатор отказался освободить Кершовани, Прицу и Цесарца с Аджией. От кого вы, кстати, узнали имя Ивковича? – От Шошича. Вам это ничего не скажет. – Почему же, – усмехнулся Абдулла, – имя Владимира Шошича мне кое о чем говорит. – Я пытался предупредить через Мандича, что картотека на коммунистов подготовлена к передаче новой власти. Вашим надо уходить. – Речь идет только о функционерах или о сочувствующих тоже? – спросил Абдулла. – По-моему, речь идет обо всех тех, кто когда-либо разделял идеологию большевизма. Обо всех поголовно. – Почему вы решили уйти, Везич? Почему бы вам не остаться? Не все капитулируют, поверьте мне. – В Белграде был я, а не вы. С помощником премьера в Белграде говорил я, а не вы… – Верно, – согласился Абдулла, – я с помощником премьера не говорил, я говорю с самим премьером. Не в нем ведь дело, в конце концов. В Югославии есть иные силы. Эти силы будут вести борьбу. – Но я боролся против этихсил. Я боролся против тех сил, о которых вы говорите, – заметил Везич. – Думаете, об этом не знают все ваши? Думаете, это легко забывается? Чувствовать себя ренегатом, причем двойным ренегатом, – можно ли в таком состоянии драться? Я пробовал говорить с вашимив Белграде. Меня отвергли, мне не поверили. Если я потребуюсь и меня позовут и если я увижу толк в том деле, которое призовет меня, я приду. – Как это понять? – Это просто понять. Оставьте адрес, по которому я могу снестись с вами. Я напишу. Только пусть случится то, что должно случиться, и пусть я увижу то, что должно случиться после случившегося. Я хочу увидеть борьбу, настоящую борьбу, понимаете? – Вы еще не встречали Штирлица? – Его нет. Я звонил по всем телефонам. – Не надо больше звонить, – попросил Абдулла. – Вы перестали им интересоваться? – Перестал. Но я очень интересуюсь вами. И, чтобы я мог дать вам номер своего почтового ящика в Мадриде или Лиссабоне, мне нужна гарантия. Вам этот адрес больше нужен, чем мне, полковник. Вы, по-моему, человек честный, и в полицию вас занесло не из корысти, а по соображениям иного, более серьезного порядка. Но мой адрес вам понадобится. Когда здесь начнется то, что должно начаться, вы не сможете спокойно и честно смотреть в глаза Ладе… Везич задержал бокал с «Веселым Юраем» на половине пути. – Вы серьезно работаете, – сказал он. – Иначе не стоит, – жестко ответил Родыгин, и Везич заметил, как дрогнули в снисходительной улыбке губы Абдуллы. – Если бы вы решили остаться в Загребе, никакой гарантии от вас мне не нужно, – продолжал Абдулла. – Но поскольку вы уезжаете, гарантия должна быть дана в письменной форме. – Так я не умею, – сказал Везич. – Так я работал с проворовавшимися клерками, которых внедрял в марксистские кружки. Я не смел так говорить с серьезными людьми… – Повторяю, – словно не обратив внимания на его слова, продолжал Абдулла, – мне нужно, чтобы вы написали на имя оберштурмбанфюрера Штирлица коротенькую записку следующего содержания, которое вас ни к чему – в конечном счете – не обязывает: «Я взвесил ваше предложение и считаю целесообразным принять его в создавшейся ситуации». Подпишитесь любым именем. Это все, что мне от вас нужно. – Вы должны объяснить мне, зачем вам это, господин Абдулла. – Мне это нужно для того, чтобы, оставаясь здесь, продолжать работу против нацистов. – Что вам даст мое письмо? – Оно даст мне Штирлица. Он сделал на вас ставку, и вас по его требованию освободили из-под ареста. Если бы не он, с вами бы покончили. В этом был заинтересован Мачек, в этом были заинтересованы усташи, которые очень не любят Мачека, и в этом были заинтересованы наци, которые в равной мере играют и с Мачеком, и с усташами. – Таким образом, я передаю вам, русскому резиденту, мое согласие на сотрудничество с нацистами? – Да. – Напишите мне, в таком случае, следующее: «Я, Абдулла, представляющий интересы СССР, получил от полковника Везича расписку на согласие фиктивно работать со Штирлицем в интересах рейха. Это согласие считаю целесообразным». – Хорошо. Только я внесу коррективы, – согласился Абдулла и, достав из кармана «монблан» с золотым пером, быстро написал на листочке, вырванном из блокнота: «Я получил расписку на ваше согласие работать в пользу рейха, считая эту фиктивную работу необходимой в настоящее время – в тактических целях. 71». – Такая редакция вас устроит? Везич прочитал листок, протянутый ему Абдуллой, спрятал его в карман и попросил: – Дайте блокнот. – Пожалуйста. – Я вырву два листа. На одном я напишу ваш адрес, на другом – письмо Штирлицу. – Адрес записывать не надо. Адрес лучше запомнить. Мадрид. Главный почтамт. Почтовый ящик 2713, сеньору Серхио-Эммануэль-Мария Ласалье. О вашем письме я узнаю через три дня, где бы ни находился. Везич быстро написал свое письмо Штирлицу и еще раз повторил вслух: – Сеньор дон Серхио-Эммануэль-Мария Ласалье, 2713. – Верно. Пишите мне лучше по-немецки. О погоде на Адриатике. О живописи Сезанна. Главное – письмо от вас. Это значит – вы готовы драться. Еще один вопрос… – Пожалуйста. – И Везич взглянул на часы. – У вас же вылет в три, – сказал Абдулла, – еще масса времени. – Профессор Мандич уже ушел на конспиративную квартиру? – спросил Везич, поняв, что его весь день «водили» по городу люди этого маленького, надменно спокойного человека. – Я не зря спросил вас о сочувствующих. Нет, он еще не ушел. Теперь мы знаем, что он тоже под ударом, и скроем его… Вы сообщили моему другу о данных полковника Ваухника. Кто вам сказал о них? – Генерал Миркович. – Их два, Мирковича. Который именно? Боривое? – Да. – В связи с чем он сказал вам об этом? – Он понял мое отчаяние. – А вы не допускаете мысль, что он проверял вас? Может быть, он хотел понять вашу реакцию? Вы ему больше вопросов не задавали? – Мы с вами в разведке, видимо, лет по десять служим, а? Абдулла улыбнулся доброй, открытой улыбкой, и Везич заметил, какие красивые у него зубы, словно у американского киноактера Хэмфри Богарта. |