Онлайн книга «Майор Вихрь»
– Вихрь, – снова позвала его Аня, – ну пожалуйста… А после стало так тихо, будто все окрест было небом, и не было ни тверди, ни хляби, ни говора леса, ни шуршания поземки, ни потрескивания березовых, мелких, сухих поленцев в раскаленной добела печке, ни зыбкого пламени свечи. И были рядом двое, и было им тревожно и счастливо, и боялись эти двое только одного – окончания ночи. …Поэт – это радарная установка высочайшей чувствительности: Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы,
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья…
Считается, что эти стихи написаны после войны. Может быть. Но услышаны они были – поэтом, увидены им и приняты радаром его обостренных, трагических чувствований ранним зимним утром последнего года войны. – Что ж ты плачешь, маленькая, – шептал Вихрь, – я верю тебе. Я люблю тебя, разве я могу не верить тебе? – Я сейчас не от этого плачу. – А отчего? – Оттого, что мне так хорошо рядом с вами. – Тогда улыбнись. – Я не могу. – Я прошу тебя. – Тогда мне надо вас обманывать. – Обмани. – Не хочу. – Ты упрямая? – Очень. – Знаешь, я не люблю, когда плачут. – Сейчас я перестану. Это у нас бывает. – У кого? – У женщин. – Почему? – Мы ж неполноценные. Из вашего ребра сделаны. – Ты сейчас улыбнулась? – Да. – Покажись. – Нет. – Покажись. – Я зареванная. У меня нос распух. Вы меня такую любить не будете. – Буду. – Не будете, я знаю. – Анюта, Анюта… – Я, когда вы в городе, даже двигаться не могу – так за вас боюсь. – Со мной ничего не будет. – Откуда вы знаете? – Знаю. – Я молюсь, когда вы в городе. – Богу? – Печке, лесу, небу, себе. Всему вокруг. – Помогает? – Разве вы не чувствовали? – Нет. – Это потому, что вы не знали. Если в тайге человек пошел через сопки один, за него обязательно охотники молятся. У нас там все друг за друга молятся. Я за моего дядю молилась ночью, думала: «Лес, пожалуйста, сделай так, чтобы ему было хорошо идти, не путай дядю Васю, не прячь тропу, не делай так, чтобы у него ночью загас костер, приведи его на ночлег к хорошему ручью. Небо, пожалуйста, не пускай дождь, не разрешай облакам закрывать звезды, а то дядя Вася может заблудиться, а у него нога больная, а он все равно ходит на промысел, потому что я у него осталась, он мне хочет денег собрать на техникум…» – Ну и что? Аня повернула к Вихрю нежное, светящееся лицо и сказала тихо: – Я запомнила: это было в половине третьего ночи – ходики на стене тикали. А он, когда вернулся, смеялся все, рассказывал, как в ту ночь на него медведица-шатунья вышла, а он спал. И будто его кто толкнул – успел ружье схватить. А я-то знала, кто его толкнул. – Ты? – Нет… Земля. Какое дерево заскрипело, костер искрами выстрелил, бок напекло – вот он и проснулся. Я ж за него у леса просила и у неба. – Колдунья ты. – Для других – колдунья. А для себя ничего не смогла. – А за меня ты когда стала землю и небо просить? С самого начала? – Нет. – А когда? – В тюрьме. – Почему? – Не знаю… Я там вас часто вспоминала. Никого так часто не вспоминала – ни маму-покойницу, ни папу, ни дядю Васю. Аня снова заплакала. – Что ты? – Я теперь на всю жизнь обгаженная – в гестапо сидела, их шифровку передала. – Перестань, – сказал Вихрь. – Чтоб ты не терзала себя, запомни и выкинь из памяти: я тоже сидел в гестапо. – Когда? – Меня арестовали в первый день. Помнишь, я пришел на явку только через неделю? – Помню. – Я был в гестапо все это время. – А как же… – Я бежал с рынка. Это долгая история. Словом, я бежал от них… – А почему… – Что? – Почему вы ничего не сказали? – Потому, что мне надо было выполнить операцию. Выполню – скажу. – Вы никому не сказали? – Никому. – И Коле? – Даже Коле. – Значит, вы нам не верили? – Я вам всем верю, как себе. – Тогда… почему же вы… молчали? – Ты в себя не можешь прийти? Тебе ведь кажется, что перестали верить в Центре? А каково было бы мне – руководителю группы? Тебе ведь казалось, что и я тебе не верю, да? – Да. – Нам пришлось бы уйти. А новую группу сколько надо готовить? Месяц. А передавать связи? Месяц. Налаживать связи? Месяц. Входить в обстановку? Месяц. А что может случиться с городом? Для меня – сначала дело, после – сам. Понимаешь? Аня не ответила. – Спишь, девочка? Аня снова ничего не ответила. Вихрь гладил ее по голове осторожными, ласковыми движениями. Аня не спала. Она до ужаса ясно вспоминала слова Берга о том, что гестапо устроило побег русскому разведчику с рынка после того, как он перевербовался к ним. Он сказал даже день, когда это случилось. Аня сейчас вспомнила: в тот день Вихрь пришел на явку. Утром Вихрь ушел в город. Аня еще раз сопоставила слова Берга с ночными словами Вихря, когда он говорил ей, что в городе с ним ничего не случится, и, приняв это его мужское желание сильного успокоить ее совсем за иное, она самовольно вышла на связь с Центром и передала Бородину все об аресте Вихря гестапо и о его побеге. А потом она достала свой парабеллум и загнала патрон в ствол. И – замерла у стола, словно изваянная… ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ |