Онлайн книга «Майор Вихрь»
– Любите отца? – Очень. – Он жив? – Нет. – А мама? – Жива. – Маму любите больше? – Нет. Я люблю ее по долгу, потому что она моя мать. Она никогда не понимала отца, он очень мучился из-за этого. – Когда я первый раз встретил вас в Ростоке, вы были с каким-то мужчиной, – сказал Штирлиц, подумав, что в столе может быть аппаратура прослушивания. Он помог глазами понять Магде, почему он задал ей этот игривый, нелепый, но вызывающий доверие вопрос. – Нет? Магда посмотрела на него потемневшими глазами, а потом в них снова проглянули озерца: – Это был мой приятель, Макс. Он был очень славный, но глупый человек, и мне не хотелось вас знакомить. Поэтому, – чуть помедлив, добавила она. «Умница. И быстрая. Какое же счастье, что я сейчас не один», – снова подумал он и вдруг устрашился сходства, промелькнувшего в лице Магды, с тем единственным женским лицом, которое постоянно жило в нем эти годы. На эстраде тихо, стараясь не шуметь стульями, рассаживались музыканты. Они очень осторожно переставляли пюпитры, доставали из футляров инструменты и говорили вполголоса. «Несвобода – это когда люди веселья должны вести себя как тяжелобольные, забитые существа, – подумал Штирлиц. – Частность, но во всех странах, куда приходит Гитлер, музыканты в ресторанах меняются, и приходят тихие старики. А до этого были молодые ребята». Скрипач взмахнул смычком, и музыканты заиграли «Нинон, о моя Нинон, солнца светлый луч для тебя одной!». – Это красиво пел Ян Кипура, – сказала Магда, – а они играют пошло. – Они играют для чужих и то, что чужим нравится. – Налейте мне водки, пожалуйста. Чуть-чуть. – Чуть-чуть имеет разные объемы, – улыбнулся Штирлиц. – Показывайте глазами – сколько. И в это время в клуб вошли Диц и Омельченко с женой. Диц сразу же заметил Штирлица, помахал ему приветственно рукой, Омельченко раскланялся, а Елена, рассеянно оглядев зал, так и не нашла его. Они сели за столик возле эстрады – заранее зарезервированный, – и Штирлиц услышал раскатистый бас Дица: оберштурмбанфюрер рассказывал Елене что-то веселое, путая словацкие, немецкие и русские слова. Штирлиц успел заметить, как Елена проводила глазами тот взгляд, который Омельченко бросил на молоденькую официанточку, разносившую сигареты и шоколад, прикоснулась пальцами к сильной кисти Дица, что-то шепнула ему, и они пошли танцевать. Когда Омельченко оказался за спиной Дица, тот подмигнул Штирлицу, скосив глаза на голову Елены. – Какой милый, интеллигентный человек, не правда ли? – заметив подмигивание Дица, спросила Магда и посмотрела в глаза Штирлицу. – О да! Прелестный, добрый человек, настоящий интеллигент. Попробуем заказать кофе в другом месте, нет? – Кофе есть на моем вокзале. – Поехали на вокзал, – согласился Штирлиц. – Я люблю мерзнуть на вокзалах. – Наоборот, жариться, – вздохнула Магда. – На вокзале сейчас страшная духота. Но они не успели расплатиться и уйти, потому что к их столику подошел Диц. – Добрый вечер, – сказал Штирлиц. – Познакомьтесь, дружище. Это моя добрая знакомая из Ростока. – Диц… – Очень приятно, садитесь к нам, – ответила Магда, протянув ему руку, и Штирлиц отметил ту внутреннюю свободу, с которой женщина познакомилась, не назвав себя. «Она говорила про себя неправду, – убедился Штирлиц, – она живет по легенде. Девочка из кухни вела бы себя иначе. А сейчас в ее словах была та мера уважительного презрения, которого люди типа Дица не ощущают». – Надолго в наши края? – спросил Диц. – Нет, увы, – ответила Магда. – Как устроились? Здесь сейчас довольно трудно с пристойными отелями. – Я экспериментатор по складу характера. – Магда чуть улыбнулась. – Чем хуже, тем интереснее. Диц внимательно оглядел лицо женщины, и его стремительная улыбка показалась Штирлицу чуть растерянной. – Хотите что-нибудь выпить, Диц? – спросил Штирлиц. – Благодарю, – ответил он, – если ваша очаровательная подруга извинит меня, я бы хотел сказать вам два слова. – О, конечно, – сказала Магда. – Бойтесь женщин, которые интересуются особыми делами мужчин… Диц отвел Штирлица к бару, заказал две порции якоби, не спрашивая, что тот хочет пить, – знал, видимо, из данных гестапо, что оберштурмбанфюрер заказывает в ресторанах во время встреч с агентурой именно якоби, чаще всего доппель – восемьдесят граммов. – Где я мог видеть вашу подругу? – спросил Диц. – В Ростоке. – Нет, я видел ее в Берлине. – Она иногда наезжает. – Не напускайте тумана, Штирлиц. Она живет в столице – я пока еще могу отличить провинциалку от берлинской штучки. Острая тревога внезапно родилась в Штирлице. – Ах вы, мой проницательный Пинкертон, – сказал он, казня себя за то, что привез Магду в этот клуб. А Диц не зря задал Штирлицу этот вопрос: сегодня утром он получил с фельдсвязью фотографию графини Ингрид Боден-Граузе. (Мюллер униженно лгал Гейдриху, выпрашивая спецсамолет РСХА, потому что служба наружного наблюдения потеряла эту «аристократическую стерву» – ее пересадил в свой «даймлербенц» Гуго Шульц, и на Восточном вокзале, где ее ждали агенты, она не появилась: Гуго придумал легенду, по которой Ингрид, потеряв билет на самолет, попросила его довезти ее до Франкфурта и там помочь сесть на первый проходящий экспресс. Билет ее они подбросили на одной из улиц по дороге на Кепеник, заложив его в тот журнал, для которого Ингрид писала, – так что в легенде все было правдой, кроме самого факта «потери». Однако признаваться, что наружное наблюдение потеряло Боден-Граузе, шеф гестапо Мюллер не мог, поскольку «наружники» подчинялись его отделу и он не хотел давать против себя карты Гейдриху, который недолюбливал его за «деревенские манеры, излишнюю жестокость и колебания в дни, когда начиналось наше движение». Мюллер, впрочем, не говорил, что его люди «ведут» аристократку – он не мог подставиться на лжи, – он лишь настаивал на том, чтобы Диц не терял времени зря: Мюллер, как и Гейдрих, не очень-то верил теории «словесного портрета» – он предпочитал доверять фотокамере и подробным донесениям агентуры.) Два часа назад фельдъегерь передал Дицу восемь фотографий Ингрид Боден-Граузе – красивая брюнетка. Со Штирлицем, однако, сидела блондинка, только овал лица и глаза были чертовски похожи. – Слушайте, Диц, оставьте в покое мою девку. С вас не спускает глаз жена подвижника славянской поэзии. – Вы с ума сошли, – ответил Диц, и в голосе его Штирлиц уловил для себя то, что ему очень хотелось услышать. – Эта баба интересует меня с точки зрения наших интересов. |