Онлайн книга «Полнолуние для магистра»
|
— Так значит, нам можно будет спокойно войти в дедушкин особняк? Это не противозаконно? Про себя Магистр отметил, что, похоже, не он один условно принимает мисс Ангелику за её прототипа: она сама почти не отделяет себя от хозяйки нынешнего тела. «Дедушкин» особняк, сказала она, подумать только! Впрочем, если вспомнить её воркование со стариком Барри и призрачную фигурку настоящей Ангелики, парящую рядом…Чужие воспоминания, хлынувшие потоком от одной души к другой, а главное — мгновенно впитанные при этом, говорят об установившейся и прочной духовной связи; отождествление себя с настоящей Ангеликой в таких условиях естественно. Это и хорошо, и плохо. Впрочем… надо ответить на заданный вопрос. Противозаконно? — Никакого нарушения законности, мисс Оулдридж. Дом не продан, не опечатан, на него не наложен арест, в нём никто не живёт… Вы — член семьи, проживающей там когда-то. Отчего бы не навестить отчий кров? Она наморщила лоб, размышляя: — Но ведь после смерти мамы всё её имущество должно было перейти лорду Грэхему? Дом остался ей в собственность от дедушки; а какова его судьба после? Я ещё не слишком хорошо разбираюсь в этих тонкостях. — Это действительно тонкости особого рода, мисс. Видите ли, как я узнал совсем недавно, титул баронетессы, который носила Дженни Оулдридж, позволял ей, в случае вдовства, владеть собственной недвижимостью без передачи новому возможному мужу, а при вторичном замужестве передать титул и собственность назначенному ей самой наследнику. О чём, кстати, и было упомянуто в её завещании. Она помнила об интересах дочери. Стряпчие лорда Оливера, прибывшие сегодня в Орден по его поручению, обговаривают вопрос передачи титула, дома и небольшого капитала… — Он помедлил, подбирая формулировку. — Скажем так: той личности, которая будет признана как Ангелика Оулдридж. Юридически дом, к которому мы сейчас едем, находится пока в собственности лорда Грэхема; но запретов на его посещение лорд не отдавал. Мы ничего не нарушаем. Девушка задумалась. — Но я… вернее, Ангелика считалась пропавшей без вести, а потом и вовсе признана погибшей. Кого-то ведь даже похоронили… Она содрогнулась. Бровь Магистра величественно приподнялась — Вам известны даже такие подробности? Захария, очнувшись от оцепенения, сердито сверкнул глазами и кивнул. Она же поспешила объясниться: — Мистер Эрдман рассказал мне о ходе следствия всё, что узнал от своих братьев. И… я считаю это правильным. — Что именно? Пугать вас зловещими подробностями? Она вздохнула, уловив в его голосе раздражение. И даже просительно прикоснулась к его руке. — Не сердитесь, пожалуйста. Знание — вот что правильно. Мне известно и о страшной смерти санитара Хаслама, и о том, что, скорее всего, он разыскивал меня, просто не знал, что я переведена во флигель… Да, это пугает. Но нельзя же просто закрыть глаза и сделать вид, будто ничего и не было! Зато теперь я догадываюсь, что кому-то сильно помешала; и, хоть не знаю, кому и чем, но буду осторожна. Потому-то я и спрашиваю о дедушкином доме. Не хочется привлекать лишнее внимание; меня ведь юридически ещё не существует! Она говорила с таким жаром, что, забывшись, так и не убрала с его ладони свою. Уэллсу всё смутно казалось, что надо было бы сделать какой-то ответный жест… Ах, да. Он бережно пожал эту ручку, показавшуюся такой хрупкой. — Юридически? Это вопрос времени, каких-то двух-трёх дней, уверяю. В случае же встречи с представителями закона я удостоверю вашу личность, вот и всё. — Так просто? Он усмехнулся. — Мисс Ангелика, не пройдёт и часа, как вы сами докажете нашему миру свои права, открыв дверь в особняк Оулдриджей. Она вдруг побледнела. — А если… не сработает? — С чего бы это? Всё получится. Дом вас узнает, — сказал, как отрезал, Магистр. Говоря откровенно, он уже начинал сердиться. Боже упаси, не на собеседницу — на себя! Давно уже не случалось с ним подобного. Чтобы запланированный разговор пошёл совсем по иному сценарию? Безобразие! Чтобы он выпустил инициативу из рук? Стыд и позор! Внезапно скроухи так и подскочили на месте и уставились в окно кареты янтарными глазами. В стекло стукнуло. Какая-то птаха, ударив на лету клювом, попыталась было зацепиться за раму, но лишь скрежетнула когтями, сорвавшись. Порывом встречного ветра её снесло в сторону. Но через несколько секунд птаха появилась вновь и тюкнула стекло, явно не случайно. Разразилась сердитым чириканьем и пропала. «Вестник! — прошелестел в голове у Магистра голос Шикки. — Что-то случилось с доктором в очках!» * * * Ликины пальцы ещё хранили воспоминания о тёплом дружеском пожатии мужской руки, сердце в непонятной радости билось учащённо… когда в окно кареты громко бумкнулась какая-то посторонняя птаха. Да не просто бумкнулась — заверещала. Что-то вроде: «Большой док…» И её тотчас смело встречным ветром. Ну да, стекло — не дерево, не удержишься, скользко… Лика так и подскочила на месте от неожиданности и изумления. Она уже привыкла, что слышит скроухов, как людей, и что почти так же внятно, как скроухи, только со своеобразным порыкиванием, общается с ней малыш Тоби. Но чтобы простецкий воробей, хоть и лондонский, но ничем не отличающийся от худородного родича из деревни Ольховки, пищал человеческим голосом, да так сердито, будто все на свете ему должны? И, кстати, упёртый: появился снова, размахивая крылышками, что твой колибри, тюкнул клювом в стекло и заверещал: — Большой человек-доктор в опасности! Помогите, кто мож… И опять снёсся воздушным потоком. В волнении, действуя на автомате, Лика ткнула наугад по какой-то выступающей на двери пипочке, расположенной почти там же, где в Леркином старом «Шевроле» находилась кнопка стеклоподъёмника. К великому её удивлению, оконная рамка дрогнула и ушла до половины вниз, почти как в «Авео», впустив в карету струю прохладного пыльного воздуха и уличные шумы. Запыхавшийся, злой, как чёрт, воробей, появившись в очередной раз, нырнул в образовавшуюся щель и кулем свалился девушке на колени. — Доктор! Большой! В очках! Нож! Шея! Жи… Жи… Жив… — поперхнулся он собственным воплем. Отдышавшись, добавил напористо: — Помощь! Нужна! Осев на хвосте, требовательно, снизу вверх, глянул на Лику. Мигнул глазками-бусинками: — Что уставилась, дылда Светлая? Переводи! Вестника не видела, что ли? Она сглотнула. — А… Нет. Да. Не видела… Что? В ужасе прижала ладони к запылавшим щекам. И свела рассыпанные слова в единую внятную строку: — Большой доктор в очках напоролся на нож, но жив, так? Боже мой, неужели его ударили ножом? В этот раз подскочил на месте Захария Эрдман и уставился на неё с безумным блеском в глазах: |