Книга Не смей меня целовать, страница 56 – Дарья Сорокина

Замираю в дверях. Обнажённые плечи, развязанная шнуровка красного платья. Я видел больше, сколько раз она превращалась от моих поцелуев, а я ловил её, прижимал и снова целовал, но сейчас что-то незримое держит меня, заставляет продлить момент невинного любования и восхищения. Так близко, что протяни руку и коснёшься нежной кожи. Интересно, а Аня знает, что прямо сейчас она забыла и превратилась в саму себя. Мой дар проявился в ней неосознанно, и как же это льстит, чёрт возьми.

Делаю неловкий шаг вперёд, и под ногой скрипит половица, отгоняя прочь сладкий момент, в котором был слышен лишь шорох одежды и дыхание моей любимой. Испуганно вздрогнув, Аня снова обернулась Яннарой.

— Ты ещё здесь? — недовольно спрашивает и пытается прикрыть голые плечи.

Издаю какое-то сдавленное «угу», потому что говорить нормально сейчас я не в состоянии, во рту пересохло, и если хоть что-то скажу, то напугаю её своими перевозбужденными хрипами, а затем окончательно и бесповоротно получу статус извращенца.

— Помоги, пожалуйста. Ничего не выходит. Руки трясутся, да и вообще. Не привыкла я такое носить.

А я привык? Я ни одевать, ни раздевать кого-то кроме себя вообще не умею. Хотя с Аней это легко и просто: поцеловал два раза и лови свою голую мышку и думай только о том, как было бы хорошо согреть её своим телом и вжать в матрас.

— Алекс, ты тут ещё?

Лови ещё одно «угу», вместо нормального ответа.

Поворачивается, и я вижу как, словно в замедленной съёмке, меняется выражение её милого личика. О, да! Я всё равно продолжаю видеть свою Аню, даже когда она в облике Яннары. Застыла посреди комнаты с открытым ртом и опасно сползающим платьем. Даже не знаю, за кого я сейчас больше болею, за тяжёлый подол или за держащуюся на добром слове бретельку.

— Ты… Ты! Но как?

Теперь у моей мышки закончилось красноречие. Ничего страшного, по глазам всё вижу без слов.

— Я так понимаю это часть вашего плана, да? — запускаю пятерню в идеально прилизанные волосы мерзкого блондинчика и с облечением чувствую под пальцами родной кавардак. Долой чужие труселя, я это снова я.

— Я не знаю наш план. Алекс сказал, что мы будем играть свои роли, не зная о задачах друг друга. Что он велел тебе сделать, кроме сбора студентов в овраге?

— Сказал, составить компанию одной прекрасной женщине сегодня на фестивале.

— Шутишь, да? Прекрасной, как же… — горько усмехается. — Я даже платье надеть не могу. Танцевать от природы не умею, а ещё выгляжу я как другой человек.

— Мне без разницы, как ты выглядишь, я всё равно вижу свою Аню, даже под мороком. С платьем сейчас сообразим, а танцы вообще ерунда.

— Ерунда? Только не говори, что ты меня за полчаса научишь, как в дурацких романтических комедиях.

— Хм. Научу за пару секунд. Но давай сначала разберёмся с твоим нарядом.

Кое-как мы затянули шнуровку в четыре руки, и я с тоской попрощался с голыми плечикам и ключицами. Зато другие не увидят. А мне хватит моего воображения и воспоминаний.

— Ну и как я смогу танцевать? Делись знаниями, учитель!

Боги, какая же она уморительная, когда строит из себя вот такую недовольную псевдостервочку. На деле же выглядит как котёнок с заведёнными назад ушками. По идее, такой может вцепиться тебе в ногу и повиснуть клещом, но ты всё равно будешь смотреть и умиляться. Больно? Пфр. Нет, конечно.

— Хочешь фокус!

Нежно беру ещё за затылок, стараясь не повредить причёску, и прижимаюсь к её лбу своим. Не дышит, и я не дышу. Как сильно мне не хватает близости с ней, что даже от такого невинного прикосновения, у меня мир под ногами шатается.

Отстраняюсь, пока мы не свалились на пол двумя бездыханными трупиками.

— И что это было? — её недовольство ушло, уступив место нежному румянцу и сладенькому запыхавшемуся голосочку.

— Прокачал тебя. Теперь ты сможешь танцевать.

— Что сделал? Прокачал, это шутка такая?

— Не-а.

Беру её за руки и вслух считаю: раз два три четыре, повторяя ритм одного из сельских танцев. Аня, как-то странно вздрагивает, а затем зеркалит мои движения и лихо задирает ножки, хлопает в ладоши, кружится. В её взгляде миллиард вопросов, восторг, смущение, веселье.

— Что за чёрт? — она согнулась пополам, пытаясь отдышаться, когда мы закончили.

— Мои знания — твои знания. Особенности запечатления. Ты недавно в электрического угря превратилась, а это куда сложнее простенькой пляски.

— Напомни, зачем запечатлённые перевёртыши хотят в академию, если можно вот так вот всему научиться?

— Хороший вопрос. Не вздумай задать его при других студентах! А, вообще, чем больше знает каждый из пары, тем круче они вместе, — подмигнул мышке.

— Ясно, — с нескрываемым азартом проговорила Аня. — Что ещё ты умеешь?

Сделал вид, что задумался.

— У меня ангельский голос. Я прелестно пою.

— Серьёзно? — как-то недоверчиво спросила моя половинка.

Кивнул, пытаясь не заржать, а через мгновения Аня запела. Определённо, это никогда не было моей сильной стороной, как, впрочем, и её. Поморщился. Люблю мою девочку, конечно, но лучше ограничимся танцами.

— Дурак, — получаю локтем в рёбра. Котёнок в бешенстве, а я рад. — Но я же слышала, как ты поёшь ту самую песню. Было красиво.

— Потому что песня особенная, потому что давно она сидит в моей голове, а если долго и фанатично что-то делать, рано или поздно преуспеешь.

Только не сполшлить и ничего не испортить. Молчи, Тео! Ты не станешь шутить про это.

— Составь мне список. Хочу опробовать всё.

Закашлялся. Молчать!

— Всё нормально? — заботливо интересуется Аня.

— У меня долгое время не было девушки.

— И?

— Да, так… — подал ей руку, с трудом сдерживая свои грёбаные брови. О, да. Молодец я. Не пошутил.

Аня, долго и задумчиво смотрит на мою ладонь, затем переводит взгляд на свою, краснеет до оттенка платья, а через мгновение я получаю удар в рёбра уже с другой стороны.

— Это тебе для симметрии, извращенец.

— Я?! Ты о чём подумала? Я, может, стихи о любви писал этой рукой!

— Когда покажешь исписанную тетрадку — извинюсь.

— А если не найду?

— У меня тоже есть парочка полезных навыков после ветеринарного вуза. В них входит стерилизация. Этой самой рукой, кстати, делала. Так что осторожнее в следующий раз, когда на тебя вдохновение накатит.

— Я говорил, что обожаю тебя?

— Ага. Только что. Я тоже тебя, Тео.

Как я рада видеть, что он всё такой же. Смешной извращенец с глупыми шутками. Его так легко любить, а ещё очень страшно потерять хоть крупицу его личности. Связь это, или нечто другое, но я чувствую, как Тео боится грядущего, а я вместе с ним. Что будет, когда вернётся Шорох? Кем они оба станут? Будут ли любить меня, и полюблю ли я их снова? Так много вопросов, и ни одного ответа. Лишь вера и надежда.