Онлайн книга «Лиса в курятнике»
|
Гремели копыта. Высекали черные искры. Дымился гранит, и становилось жарче. Жар проникал внутрь тела, и кажется, оно само уже плавилось изнутри. Наполнялись кровью легкие, и Лешек кашлял, выплевывая темные сгустки, которые становились каменьями. А конь летел. Он вырвался на волю, закружил, поднявшись на крыло, понесся уже по небесам. И черные ноздреватые тучи проламывались под тяжестью его. А Лешек, дотянувшись до головы, ударил что было силы. — Не шали! — велел строго и, за второе ухо ухватив, потянул на себя. Конь затряс головой, но бег приспокоил и пошел ровно, гладко, будто признавая за Лешеком право. — Вот так… хорошая моя… застоялась? Давно тебя не выводили. И почуял — отвечает. Давно. Сила не знает времени, только… был договор, а про него забыли. И копилась она, стекалась под дворец каплями пролитой крови, обидами чужими, горем и смертями. Полнилась, пока не наполнила до краев бездонные колодцы. Ей бы лететь. Вот так, под небесами, чтоб со звездами наперегонки, а то ишь, поблескивают, просятся в гриву согреться. Пусть ночи летние, но зима скоро. Зимою бури, и сила любит их, она помнит, как подымала к небесам человечков, как летала, носила и… — Еще будет. — Лешек отпустил ухо и похлопал чудо-коня по шее. — Будет зима, полетаем… я тебя теперь не оставлю… Сила вздохнула. И поднялась выше. Снежка вдруг застыла, уставившись в шкаф, будто в глубинах его, которые ныне приняли три чемодана — еще три ушли во второй шкаф, — узрела нечто донельзя тревожное. Лизавета тоже заглянула, но не увидела ничего, кроме дерева, плечиков, на которые развешивали наряды, и еще полок, пожалуй. — Там, — Снежка моргнула и схватила Лизавету за руку, — надо идти… надо… творится плохо-плохо… — Вот же ж… — Авдотья встала и коробку свою открыла, развернула к Таровицкой. — На, а то на этих надежды мало, цивильные все… И Таровицкая отказываться не стала. А Снежка всплеснула руками, развела, и стена вдруг по дернулась дымкой. — Мамочки, — прошептала Дарья, рот рукой зажимая. И хрупкая фигурка ее задрожала, истончилась, а Лизавета вдруг подумала, что уже не помнит Дарьиного лица. Надо же, до чего жуткий дар. — Сиди тут. — Лизавета коснулась бледного марева. — И… будет кто спрашивать, скажи, что мы в парк вышли. Погулять. — Ага, — Одовецкая подхватила черный кофр, — вот что-то мне подсказывает, что нагуляемся мы… И решительно шагнула за черту. А Лизавета за ней. — Куда поперлись, дуры?! — раздался возмущенный голос Авдотьи. — Без оружия… без… Она вдруг оказалась рядом и схватила Лизавету за руку. — …Безголовые… папенька бы вас… Где они? Темно. И пахнет паленым, а еще в воздухе такое… непонятное, то ли сила, то ли… грязь? Сам воздух будто бы липкий, густой. Дышать тяжело, а Лизавета все одно дышит. Ртом. — Где мы? — поинтересовалась Одовецкая, зажигая на ладони огонек. Тот вышел махоньким и слабым, он плясал, то вытягиваясь в нитку, то расползаясь по всей ладони, стало быть, нестабилен. — В чертовой заднице, чувствую… — Авдотья руку опустила и огляделась. — Я пойду первой… — Почему? — Потому что хотя бы стрельнуть смогу, если что. Светка, ты закрываешь. Таровицкая спорить не стала. А Снежка будто и не услышала, она стояла, слегка покачиваясь, и хрупкая фигурка ее слабо светилась. Вот по телу пробежала дрожь, и рукава платья расплылись, стали шире… крылья, не рукава… белоснежные лебяжьи крылья… — Идти куда, дева ты наша? — с непонятной нежностью спросила Авдотья, и Снежка сделала шаг. Сперва один, нерешительный, точно сама не была уверена, правильно ли она идет. Потом второй и… Лизавета держалась рядом. Сзади шла Одовецкая. А за ней и Таровицкая… молчали… место было… было недобрым. Определенно. Ухало сердце. И живот скрутило самым неприличным образом, не иначе со страху. А страху хватало. Огонек у Одовецкой погас, и она мрачно заметила: — От нашей магии здесь толку нет… Зато свяга стала светиться ярче, и коридор ширился, стены расходились, точно опасаясь прикасаться к белому этому пламени. Потолок делался выше, а воздух оставался все таким же липким. И вилось в нем что-то, то ли пепел, то ли пыль… Снежка остановилась. — Здесь, — сказала она, опускаясь на колени, и только тогда Лизавета заметила человека, лежащего поперек коридора. И сердце ухнуло. Почему-то она сразу его узнала, хотя было темно и в наряде сером человек почти сливался со стенами. Узнала и… Не закричала. Она не умела кричать и плакать почти разучилась, тетушка пеняла, что Лизавета совсем уж окаменела сердцем. А оно, оказывается, живое и… — Боюсь, — Одовецкая оттеснила ее к стене и присела рядом с князем. Белая ручка коснулась шеи. — Я не могу ему помочь. Нет? Лизавете показалось, что она ослышалась. Разве возможно так? Она же целительница! Сильная! Древнего рода к тому же… она вон в одиночку едва ль не сотню человек исцелила, а… тут один. И крови не видно! Не видно крови! Лизавета вдруг обнаружила, что сидит на полу, а голова князя устроена на ее коленях. И что эта голова тяжелая невероятно, а лицо бледное, острое… и она гладит по лбу, по щекам, уговаривая вернуться. — Что? У него височная кость проломлена… и я могу, конечно, накачать его силой, но… — Одовецкая словно оправдывалась. — Так накачай! — буркнула Таровицкая, озираясь по сторонам. Она выглядела настороженной, и, пожалуй, для того имелись причины. — И сделай что-нибудь… ты ж это… целительница. — Без тебя знаю. Погоди, — это уже Лизавете. — Поверни его голову набок… я постараюсь, но… эти ранения почти всегда смертельны. Извини… — Вот уж за что не люблю целителей, — Авдотья тянула шею, пытаясь разглядеть что-то во тьме, — так это за их привычку всех хоронить раньше времени. — Я просто предпочитаю быть честной. Пальцы ее тонкие касались белой кожи, и сквозь нее уходили капли силы, но легче не становилось. Нет, князь еще дышал… — Проклятье! — Одовецкая добавила пару слов, заставивших Лизавету покраснеть. — Что? Сестра Епифания порой… гм, была невоздержанна на язык. Но обладала весьма обширными познаниями в некоторых вещах и образной речью. Шанс небольшой. Держи его крепко… хотя погоди, поверни в сторону. Черный кофр раскрылся, и в руках Одовецкой появилась тонкая, ужасающего вида игла. Она вошла в шею, и Лизавета зажмурилась. |