
Онлайн книга «Лиса в курятнике»
Рядом, слава богу, сидела Авдотья, которая после вчерашнего визита отговорилась мигренью и внезапною слабостью, но дело не в слабости, отнюдь не в слабости. Стрежницкий тоже не соизволил принять, мол, не выглядит должным образом, и вообще… Непонятно. — Говорят, — княжна Таровицкая задержала взгляд на Лизавете, и удивительно, что не было в нем ни удивления, ни раздражения, один лишь интерес, — сегодня состоится второе состязание… — Опасаешься не справиться? — Отнюдь. — Одовецкую не удостоили взглядом. — Ищу тему для беседы. Не о погоде же говорить. — А что, хорошая погода. — Авдотья была непривычно молчалива, и хотя новое платье из полосатой, будто матрасной, ткани весьма ей шло, держалась она на редкость скованно. Может, смутило новое место за столом, может… что-то другое. — Самое оно на тетерева идти… Доводилось? — Я больше крупную дичь люблю. — Таровицкая держала махонький кусочек хлеба двумя пальчиками. — Волки, скажем… в наших краях волчья охота — даже не развлечение. — А что? — Необходимость. Не отстреляешь летом, зимою собьются в стаи. А те выходят к людям. Сперва-то еще наособицу держатся, но к середине зимы страх теряют. Было дело… волк появился. Огромный. С теленка… — Быть того не может. — Одовецкая отложила вилку и нож. И ела она мало, то ли подражая новой моде, то ли по привычке. — Я сперва тоже так решила. Он пастушка загрыз. И с коровами игрался. После крестьянок пару, которые одежду стирали. Тогда-то батюшка и велел облаву учинять. И что вы думаете? С сотню шкур сняли, но не тех. Старосты клялись, что волк огромный, глаза красным светятся… — Может, вырвень? — Наши говорили, что магического следа не чувствуется. У нас и собаки особые. Места хоть и далекие, а все равно неспокойно, вот и держим. Волк это был. Он после облавы в дом забрался, крышу раскидал и всю семью вырезал. Есть не стал, забавы ради. Лизавета слушала. Все ж, если иных сенсаций не найдется, то и эта сойдет. Чудовище-людожор. Интересно, сколько таких историй по провинциям найдется? Надо будет подсказать Соломону Вихстаховичу, пущай объявит конкурс на самую удивительную историю, а там пусть в письмах и разбирается, куда репортеров слать. — Так убили его? — не выдержала Авдотья, сунув в рот тонюсенький ломтик ветчины. Таровицкая вздохнула: — Год пытались, приглашали из Арсинора специалиста, только волк его задрал. Потом уже папеньке подсказали, где хорошего говоруна найти. Тот и выманил. Он и вправду огромным был, тот волк. И не совсем чтобы волк. Грудь широкая… — она развела руки, показывая ширину волчьей груди. — Шея короткая. И голова… гиену в зверинце видела, очень похожа… — Грива черная? — уточнила Одовецкая. — Короткая. А на боках полосы, но не выраженные. И хвост конский. — Точно. — Ульгарская рысь. Точнее, она не рысь, реликт. В монастыре о таких читала, некогда их много водилось, но потом люди перебили. Выходит, не всех. — Не всех. — Таровицкая задумалась, прикусивши черенок вилки. — Тогда… она же откуда-то взялась? И Лизавета тоже мысленно присоединилась к вопросу. Если взялась одна рысь, то может взяться и другая, а зверюга, если представить, что описали, выходит преопаснейшая. Тут, прерывая размышления, загудел колокол. А в трапезной появилась уже знакомая Анна Павловна, на сей раз в темно-синем, строгого кроя наряде. — Доброго утра, барышни, — говорила Анна Павловна негромко, однако то ли акустика залы была такова, то ли сама статс-дама использовала магию, но Лизавета готова была поклясться: даже на дальних столах слышали каждое ее слово. — Я бесконечно рада видеть… — Началось, — буркнула Авдотья, отодвигая тарелку. — …Ее императорское величество надеется, что все, собравшиеся здесь… Одовецкая постукивала вилкой по салфетке, а вот ее заклятая соперница оную салфетку мяла, и обе думали, но каждая — о своем. — …сполна осознают бремя ответственности, которое ляжет на плечи той… Лизавета украдкой оглянулась. Лица у красавиц были… Скучающие? Раздраженные? Нетерпеливые? Пожалуй что всякие, вот только об ответственности никто и не думал. — …Ибо не может быть красота далека от простого народа… И вот тут появилось пренехорошее чувство подвоха. — А потому ныне мы все отправимся в город… — Зачем? — пискнул кто-то, и Анна Павловна слегка нахмурилась, выказывая неудовольствие. — Ибо такова воля ее императорского величества, — сказала она, как почудилось, с легкою насмешкой. — А мы все верные слуги ее. Но в утешение могу сказать, что те, кто отличится в нынешнем задании, получат особые подарки из рук ее императорского величества. Девицы загудели. Подарков хотелось всем. А Лизавета коснулась янтарной капельки. — Пока же настоятельно рекомендую вернуться к себе и переодеться. Знать бы во что… Лизавета переглянулась с Авдотьей, вот только… взгляд последней был рассеян, и Лизавета готова была поклясться, что думает Авдотья о чем угодно, кроме непонятного этого конкурса. — Попроще, — подсказала Одовецкая. — Сдается мне, мы не на площади гулять будем. И как ни странно, Таровицкая кивнула, подтверждая эту простую по сути своей мысль. Выбирать долго не пришлось, ибо гардероб Лизаветин был все еще прост и скуден. Подумалось, что, верно, неспроста мастерицы Ламановой медлят, небось ждут, когда красавиц еще поубавится. И для казны экономия преизрядная выйдет. Выбрала она все то же простенькое платьице, хотя Руслана и вздыхала, уговаривая взять другое, легкое, с заниженной талией и юбкой плиссе. К нему у Лизаветы имелись длинные перчатки и нитка жемчуга, правда, фальшивого, но премиленького с виду. И захотелось вдруг… а и вправду… небось остальные нарядятся, а Лизавета в своем сером будет выглядеть мыша мышою и… Она мотнула головой. Другой раз. Если он будет. Волосы Руслана заплела в тугую косу, но не удержалась, уложила ее вокруг головы короной и пару локонов выпустила. — Погодите минуточку, — велела она престрогим голосом, который никак не вязался с краснючими от стыда ушами. — Я… вот сейчас… Она вытащила откуда-то кружевной воротник. — Я вечерочком пришить хотела, — извиняющимся тоном сказала Руслана. — Красота… — Это меня маменька научила. Она из шелковых ниток вяжет. — Руслана приложила воротник к платью и споро приколола булавками. — Пока на живую нитку посажу, но незаметно будет… |