Книга Жёлтая магнолия, страница 28 – Ляна Зелинская

Слуга застыл молча, как изваяние, и Миа не знала, что делать, лишь ощущала, как внутри неё бурлят противоречивые чувства. В пансионе учили, как подавать блюда, то есть, как быть хорошей служанкой, а вот как себя вести, когда ты в этой жизни по другую сторону? И ударить в грязь лицом совсем не хотелось именно потому, что маэстро ждал этого промаха и наблюдал, откинувшись на спинку стула. Наконец он прервал молчание, повелительно обратившись к слуге:

— Лука, обязательно положи монне Росси немного оленины. Она великолепна, — а потом обратился уже непосредственно к ней, словно разъясняя: — Закуски, монна Росси. С этого всегда начинается обед. И что-то острое к ним, чтобы разыгрался аппетит.

Будто у патрициев не бывает аппетита перед обедом!

— Какой будете соус? — тихо спросил слуга, подцепляя тончайшие, почти прозрачные ломтики специальными щипцами и виртуозно укладывая их на её тарелку.

— Э-э-э… а какие есть? — спросила Миа, глядя на длинный ряд соусниц из изящного фарфора, на подносе с которыми замер второй слуга.

— Демиглас, саба, ремулад, гремолата, ягодный, мятный базилик, мускатный перец…

Он что-то перечислял и дальше, но Миа поняла, что… ничего не поняла.

О, Серениссима! Да тут соусов больше, чем она вообще блюд пробовала в своей жизни! И как это можно всё запомнить, что к чему и что с чем?

— Э-э-э, тот, что подойдёт к… оленине, — наконец ответила она тихо.

— Ягодный «Чилледжьо»?

Миа молча кивнула. Ягодный так ягодный, да хоть из глины, пусть уж быстрее от неё отстанут! Слуги поколдовали ещё над её тарелкой, отступили и снова замерли позади.

Они что, так и будут стоять и наблюдать, как она ест? Это же просто кошмар!

— Что вы так смотрите на тарелку, монна Росси, как будто перед вами нечто ужасное?

— Нет, маэстро, я просто думаю, не ошиблась ли я с выбором соуса, — ответила она, беря в руки такую же вилку, как и хозяин дома.

— Это вилка для рыбы, монна Росси, — ответил маэстро с усмешкой и положил свою на стол.

— Ах, и в самом деле, — пожала она плечами, — я такая рассеянная сегодня!

Вот же скользкий осьминог! Специально издевается!

Слуги снова шагнули к столу, наполняя бокалы. Какие-то водой, какие-то вином, и когда они снова отступили, маэстро поднял свой бокал и произнёс с напускной нотой сожаления в голосе:

— За то, чтобы ваше пребывание здесь, монна Росси, не было ни длинным, ни обременительным… для всех нас.

— Даже соглашусь, — ответила она и выпила почти половину бокала.

Маэстро же сделал только пару глотков и посмотрел на её бокал, кажется, осуждающе.

Ну и плевать! Они все считают её грязной цверрой с самого дна Альбиции, которая явилась сюда без приглашения, так чего из кожи вон лезть? Она никогда не станет «чем-то похожим на синьору», как бы ни старалась.

— К ужину принято переодеваться, монна Росси, — произнёс маэстро будто невзначай, и вооружившись другой вилкой и ножом, принялся неторопливо отрезать кусочки оленины. — Но это вам так… на будущее.

— На какое будущее, маэстро? — не выдержала Миа и отставила бокал подальше. — Думаете, шестьсот дукатов вашего брата превратят меня в синьору и откроют мне золотые врата в другой мир? Где для меня есть будущее с переодеваниями к обеду и ужину? У меня три юбки, маэстро, на все случаи жизни, и называются они не «Завтрак, обед и ужин», как вы, верно, думаете, а немного иначе. «Рыба, уголь, мытьё полов», «Клиенты-покупатели», «Свадьбы, похороны, именины», если точнее. Но если вы доплатите мне к шестистам дукатам что-то сверху, я, конечно, буду переодеваться столько раз, сколько пожелаете! — она взмахнула вилкой, и подумала, что это, наверное, неприлично по этикету, но… и наплевать.

Она не обязана следовать этому дурацкому этикету! За это ей точно не платят.

— Какая меркантильность, — усмехнулся маэстро, откладывая вилку.

— Разве это плохо? Для нас — это способ выжить. И если патриций хочет, чтобы я ему угодила — пусть платит, — пожала она плечами.

— И в чём заключается это угождение? — спросил маэстро, глядя на неё исподлобья.

— Ну вот хоть бы как вам: не опаздывать, надевать разные платья…

— А вам разве не нравится просто так, без оплаты, не опаздывать и надевать разные платья?

— Мне не нравится, когда те, кто не имеет на это права, указывают, что мне делать.

— Надо же, хм, — маэстро сделал ещё глоток вина, — у цверры к несносному нраву стоит добавить ещё и дух противоречия, торговую сметку и знание прав? Как любопытно…

— А вы как будто список составляете? — Миа подцепила почти все ломтики оленины, намотав их на вилку, макнула в соус и отправила в рот.

— Может быть и так. Я люблю всё анализировать и систематизировать, монна Росси. Упорядочивать. И вы не исключение, — ответил он, не сводя с неё глаз, — и, кстати, оленину стоит есть мелкими кусочками, чтобы оценить вкус. Она должна таять на языке. Смысл этой закуски в том, чтобы создать предвкушение того, что будет дальше. Она должна разбудить ваше воображение, породить желание… Её задача не утолить голод, а усилить его.

Он говорил так, что на мгновенье Дамиане показалось, что речь идёт вовсе не о том, что лежит у неё на тарелке. Было что-то в его словах и взгляде… двусмысленное, отчего у неё даже запылали мочки ушей.

— Э-э-э… Хм. Ну… это я заметила. Ну, что вы любите всё… систематизировать, судя по бумажкам на стене в вашем кабинете. А насчёт оленины… даже не знаю, что и сказать. Простите меня, синьора оленина, за недостаточное почтение, — она отвесила шутовской поклон тарелке, чтобы скрыть своё смущение, — думать о закусках в таком поэтичном ключе не пристало «шарлатанкам с самого дна Альбиции». В гетто, если вы пожелаете усиливать голод, все решат, что вы тронулись умом. Смысл еды он вообще-то в обратном. Но если вы хотите…

Она демонстративно отрезала крошечный кусочек оленины от оставшегося ломтика, отправила его в рот так же, как это делал маэстро, и добавила:

— …и в самом деле, голод теперь такой зверский, что я готова съесть кабана.

Маэстро сделал вид, что не заметил её сарказма и произнёс задумчиво:

— Странно, что цверра так много рассуждает о правах и свободолюбии.

— Что же в этом странного? Цверры — свободолюбивый народ, живут где хотят и делают что хотят. И никто нам не указывает, как одеваться и как себя вести. А прав у нас на этой земле… вернее, воде, пожалуй, будет побольше, чем у вас, патрициев. Цверры кочевали по лагуне ещё тогда, когда здесь не было вбито ни одной сваи! — ответила Миа с достоинством.

— Странно, что вы именуете себя цверрой, — произнёс маэстро, глядя на Дамиану поверх хрустального бокала, — по вашей внешности этого не скажешь. Если вы, конечно, не солгали мне про цвет волос.