Онлайн книга «Веслом по фьорду!»
|
Торн, сын Айфона, был пьян и счастлив. Ел жареную баранину, жир каплями застывал на седеющей, некогда русой бороде. Запивая щедрыми глотками медовины из тяжёлого золотого кубка, он всё пристальнее присматривался к французскому вину и богемским ликёрам. Зала, полная победителей, гудела, рыгала и пыталась петь «Из-за острова на стрежень…». Его сын, юный Гуннар, неспешно примерял плетёные стальные кольчуги из общей кучи секонд-хенда, нужных размеров не было. — Отец, я первым взобрался на стену и сбросил трубача! Значит, мне полагается первым выбрать доспех и жену… Или парочку жён, как ты считаешь? — Недоносок! — едва не поперхнувшись, ответил Торн. — Тебе просто повезло. — Но, папа! — Ещё немного, и план провалился бы! Как ты мог уронить кинжал?! Испугался? Тот гасконский лис на стене сразу почуял неладное. Хорошо, что у него куриная слепота… — Это роковая случайность, па! Ремень перетёрся! — О, великий Один, будь так любезен, брось в него сотню градинок покрупнее, чтобы не верещал! — Перетёрся! Вот, сам смотри. — Скажи, почему ты наказываешь меня таким потомством, Один? Ремень у него перетёрся! Послушай, Гуннар, может, я ещё должен тебе трусы менять и мыть голову раз в неделю? А ещё жениться он собирается! Баранья нога застыла на пути ко рту. Кузнец покосился на чадо, раздумывая, то ли дать ему тумака, то ли и вправду женить. В кубке осталось ещё на пару глотков. Торн решил отложить решение, хмыкнул и заорал: — Мы победили, братья!!! Вот — трофеи, вот — вино, у нас была славная битва. Друстара, этого полена в глазу викинга, нет его больше! — Йоу! — ответил радостный хор. — Скажи им, папа! Прочти им стих! — восторженно кричал Гуннар. — Я вошёл в эту крепость, как нож в масло! — Да, как он вошёл в неё! — поддержал хор слева. — Я рубил их топором! — И каким топором! — отозвался хор справа. — Я собрал серебра и золота кучу! — Как, уже собрал, и без нас?! — удивились и слева, и справа. — Да ладно вам, это враки, просто стихи такие… Кузнец нахмурился и замолчал. — Папа начал писать стихи! — вновь обрадовался Гуннар. — Заткнись! Просто вырвалось. И не смотри так. Я что, дурак, приносить себя в жертву на кромлехе? Для этого есть специально откормленные поэты. Ладно, неважно! Выпьем же за победу, бешеный сосунок! И, кстати, мотай на ус: стёганка из оленьих шкур намного прочнее и легче любого из этих железных платьев. Проверено. Гуннар послушно отбросил кольчугу, принял наполненный родителем кубок и осушил его. Широкая улыбка озарила мрачное безбородое лицо. — Вкусно! Он стал мужчиной и воином, как герой любимых сказок Пламен Славянин. Пламен сильный, храбрый, тот самый, который кладёт великанов на лопатки и охмуряет самых красивых гномих. Сказки эти знала только мама Рея, а маме рассказывал дедушка Сезар, которого Гуннар никогда не видел. Рыжеволосый воин был куда круче летающего сына Карла, вечно пьяного похитителя инфантильных детей из дурацкой страшилки. А хитрый Пламен мог бы угнать любого коня, даже восьминогого скакуна Слейпнира, принадлежащего Одину. Тут было на кого равняться, правда? — Сынок, чего замечтался! Давай спой с нами! — весело заорал Торн. — Эй, Бьярни, сыграй-ка нашу песню на скрипице! Да погромче! Первыми запели струны, а за ними слаженно подтянулся и крепкий мужской хор: Голодные боги вернулись домой, был в Асгарде вечер, мир и покой. Им каши хотелось овсяной поесть и выхлебать мёду бочек так шесть. Наполнился ими волшебный чертог, и каждый на кухню отнёс то, что смог: икряную сёмгу доставил Эгир, а Фрейя — козлов круторогих и сыр, овсяной крупы и суровых быков им Тор подогнал сорок восемь голов. И так сделал каждый, кто в Асгард пришёл. Вдруг Фригг закричала: «Похищен котёл!» Она суетилась, ключами звеня: «Совсем закрутилась, простите меня! Я, право, не знаю — висел в очаге, я мыла его накануне в реке!» Сгустились бровей непролазные чащи — где же найти котёл подходящий? Знаем, что в Миргарде есть молодец по имени Торн — превосходный кузнец! И боги послали к людям гонца в Асгарда кущи позвать кузнеца. Раздвинулись тучи, над фьордами ночь, вот этот викинг, что должен помочь. Предстал перед ними, не верит глазам. «Умеешь?» — «Умею!» «Тогда по рукам!» Он молотом Тора пластины клепал, а Ньёрд ураганом мехи раздувал. И вот котелок полон каши висит. «Спасибо, норвежец, что хочешь — проси!» Просил он удачи в дальних краях, попутного ветра и рыбы в снастях. Чтоб новые земли с высокой травой встречали ладью с безземельной семьёй. Чтоб каждый поход приносил серебра, а мёд на пиру веселил до утра, чтоб в Миргард его вернули тотчас. Сказано — сделано, он среди нас! Будем же вместе, лихие бойцы, старые волки и злые мальцы! Боги ведут нашу дикую рать, мы не позволим богам голодать! * * * А где-то далеко-далеко бьющийся в экстазе Реас вне себя проорал застольную песню викингов не своим голосом и без чувств упал на влажные от пота подушки. Вот уже пятнадцать лет подряд в доме на холме творилось неладное. Герцог Делян Пощаков постепенно отошёл от государственных дел, и теперь все заботы его заключались в поиске новых и новых врачей для единственного ребёнка. Реас превратился во взрослого тридцатилетнего мужчину, но это, пожалуй, всё, что можно было бы сказать о нём хорошего. В остальном он являл собой пример загадочной болезни, которой не успели дать названия, а лечили его чем придётся — врачи предпочитали честному отказу от медицинских услуг подолгу водить богатого клиента за нос, а затем с прискорбием объявляли, что случай «чрезвычайно запущенный и осложнённый клинически». Получив расчёт, исчезали, а их место занимали другие. Которые также исчезали с набитыми кошельками и неопределённым диагнозом… |