Книга Карусели над городом, страница 28 – Юрий Томин

— Почему? — спросил Феликс. — Она не хочет?

— Если и хочет, то не может.

— Теперь понятно, — сказал Феликс.

Борис с подозрением покосился на Феликса.

— Может, тебе вообще все понятно? Может, ты мне просто нервы треплешь?

— Может, и треплю, — сказал Феликс.

— Что?! — с угрозой произнес Борис.

— Может, и треплю, — повторил Феликс, — а может, и нет. Я ведь сам не знаю.

— А откуда ты знаешь, что такое «трепать нервы»?

— А я и не знаю, — ответил Феликс. — Ведь я тебе только что об этом сказал.

Борис молча рассматривал Феликса. Ведь должно Сыть хоть как-то заметно, если человек врет. Но глаза Феликса ясны и прозрачны, как и в первую минуту его пребывания на Земле. Глаза большого доверчивого младенца.

С такими глазами врать невозможно.

Медицинский осмотр прошел почти без происшествий. Ребят осматривали в трусах, и отсутствие пупка не было обнаружено. В остальном Феликс был не хуже других, а кое в чем даже получше: у него оказались не по возрасту сильные ноги и большой объем легких.

Вот с этим объемом и получилось недоразумение, которого, к счастью, никто, кроме Бориса, не заметил.

— Набери полную грудь воздуха. Дуй сюда, — сказала Феликсу женщина в белом халате.

Борис, стоявший сзади, боялся, что сейчас Феликс начнет задавать вопросы вроде «Что такое „дуй“?» или выяснять, где у него грудь. Но Феликс дунул без всяких вопросов.

— Великолепно! — сказал врач. — Даже слишком великолепно. Мальчик, ты не работаешь стеклодувом?

— Стеклодувом не работаю, — спокойно ответил Феликс.

— Подойти ко мне. Дыши.

Феликс послушно подошел и подышал.

— Не дыши. Хорошо. Можешь идти.

Когда Феликс ушел, Борис вздохнул с облегчением. Каждая лишняя минута в медкабинете грозила разоблачением беспупковости.

Когда же Борис вышел из кабинета, он обнаружил, что Феликс все еще не дышит. Он сжал кулаки, покраснел и сдерживался из последних сил.

На секунду у Бориса мелькнула мысль, что сейчас Феликс, как никогда раньше, похож на нормального человека.

— Дыши, дурачок, — с непритворной заботой сказал Борис. — Дыши, а то так и помереть можно.

Феликс вытаращил глаза на Бориса, покраснел еще больше, но дышать не стал. Борис забеспокоился всерьез.

— Феликс, дыши, говорю!

Феликс шумно выдохнул воздух. Вдохнул. Снова выдохнул. Снова вдохнул. И сказал:

— Спасибо, Боря. Я не знал, что так тяжело не дышать. Там в медпункте плохая девочка?

— Она не девочка, а врач, — пояснил Борис. — Чтобы дышать, разрешения не спрашивают. Нужно самому дышать, нечего пыжиться. Плохо бы тебе было, если бы я не пришел.

— И дурачку тоже плохо?

— Какому дурачку?

— Которому ты дышать разрешил?

Опять с сомнением глянул Борис на Феликса, стараясь угадать на его лице притворство. Но притворства не заметил. Нужно быть артистом, чтобы так притворяться. Даже не простым артистом — заслуженным.

— Хватит, — сказал Борис. — Сегодня ты меня больше ни о чем не спрашивай. Договорились?

— Сегодня не буду, — послушно ответил Феликс. — Но ты не ответил на вопрос: где дурачок?

— Он здесь, — сказал Борис. — Я тебе его потом покажу.

На этот раз Борис имел в виду самого себя. Сейчас он просто не представлял, как выдержит целый месяц.

После ужина, который Феликс проглотил без всякого удовольствия, ребятам показали кино. На экране скакали лошади, трещали пулеметы; непобедимые мальчики побеждали взрослых врагов. Мальчики были настолько умнее взрослых, что не восхищаться ими было нельзя. Ребята смеялись и подпрыгивали на стульях. Им хотелось жить в то время, когда взрослых было побеждать так легко.

Феликс не смеялся. Несколько раз он открывал было рот, но пятка Бориса весь сеанс прочно покоилась на его ступне. В конце концов Борис тоже имел право на отдых.

После отбоя ребята, уставшие от шумного и суматошного первого дня, быстро уснули. Уснул и Борис, растолковав Феликсу, что такое сигнал подъема.

Утром Феликс под руководством Бориса застелил постель. Никто не обращал на них внимания: ребята еще толком не проснулись. Борису тоже хотелось спать, но что-то разбудило его за несколько минут до горна. Он проснулся с тревожным чувством, с каким просыпаются люди, которых ждут неприятности. Он не сразу понял, откуда у него это ощущение, но, скосив глаза, догадался.

Неприятность лежала на соседней кровати, у стенки.

— Сейчас побежим умываться, — шепнул Борис. — Потом зарядка. Делай так, как все делают.

С разных концов лагеря к озеру бежали ребята. Феликс бежал рядом с Борисом: под ноги он не смотрел и два раза споткнулся.

— Не заглядывайся на девочек, — посоветовал Борис на ходу.

— Мне девочки нравятся, — на бегу ответил Феликс.

— Этого еще не хватало, — буркнул Борис.

Борис понимал, что невозможно все время держать Феликса в стороне от ребят, но для первого раза увел его на дальний конец пляжа. Борис уже убедился, что Феликс, если ему показать, все запоминал точно. Зубы, например, он почистил с первого раза. Но плохо выходило, когда он начинал действовать самостоятельно.

Намыливая лицо, Борис зажмурился, а когда промыл глаза, увидел, что Феликс откусывает кусочек мыла.

— Выплюнь, это нельзя есть!

Но было уже поздно. Когда Борис залез пальцами в рот Феликса, мыла там не оказалось.

— Допрыгался, — сказал Борис. — А если у тебя живот заболит? Ведь твой живот и показать никому нельзя. Особенно — врачу.

— И не надо показывать, — ответил Феликс. — Она плохая девочка.

— Я тебе уже объяснял: она не плохая, она врач. Врач может даже сделать больно, а все равно для твоей пользы.

— Боря, мне не нужно два раза объяснять, — сказал Феликс.

— Зачем же ты ее девочкой зовешь?

— А это шутка, — пояснил Феликс.

— Какая шутка? — возмутился Борис.

— Ты разве забыл? Ты мне обещал потом объяснить.

— Только шуток мне еще твоих не хватало! Ты сначала научись соображать, что к чему! Тебе Палыч велел меня слушаться? Ты обещал?

— Я обещал.

— Тогда я тебе приказываю, — никаких шуток. Понял?

— Понял, — послушно ответил Феликс. — А все-таки девочки лучше, чем старушки? Да?

— Лучше, — отмахнулся Борис. — Только не вздумай задавать такие вопросы старушкам. Старайся спрашивать только меня.