
Онлайн книга «Божественная комедия»
31 Как перстни без камней, глазницы были; Кто ищет «omo» на лице людском, Здесь букву М прочел бы без усилий. 34 Кто, если он с причиной незнаком, Поверил бы, что тени чахнут тоже, Прельщаемые влагой и плодом? 37 Я удивлялся, как, ни с чем не схоже, Их страждущая плоть изморена, Их худобе и шелудивой коже; 40 И вот из глуби черепа одна В меня впилась глазами и вскричала: «Откуда эта милость мне дана?» 43 Ее лица я не узнал сначала, Но в голосе я сразу угадал То, что в обличье навсегда пропало. 46 От этой искры ярко засиял Знакомый образ, встав из тьмы бесследной, И я черты Форезе увидал. 49 "О, не гнушайся этой кожей бледной, - Так он просил, – и струпною корой, И этой плотью, мясом слишком бедной! 52 Скажи мне правду о себе, открой, Кто эти души, два твоих собрата; Не откажись поговорить со мной!" 55 "Твой мертвый лик оплакал я когда-то, - Сказал я, – но сейчас он так изрыт, Что сердце вновь не меньшей болью сжато. 58 Молю, скажи мне, что вас так мертвит; Я так дивлюсь, что мне не до ответа; Кто полн другим, тот плохо говорит". 61 И он: "По воле вечного совета То древо, позади нас, в брызгах вод, Томительною силою одето. 64 Поющий здесь и плачущий народ, За то, что угождал чрезмерно чреву, В алчбе и в жажде к святости идет. 67 Охоту есть и пить внушают зеву Пахучие плоды и водопад, Который растекается по древу. 70 И так не раз, пока они кружат, Свое терзанье обновляют тени, Или верней – отраду из отрад: 73 Ведь та же воля шлет их к древней сени, Что слала и Христа воззвать «Или!», Когда спасла нас кровь его мучений". 76 И я ему: "С тех пор, как плен земли Твоя душа на лучший мир сменила, Еще пять лет, Форезе, не прошли. 79 И если раньше исчерпалась сила В тебе грешить, чем тяжкий твой порок Благая боль пред богом облегчила, 82 То как же ты сюда подняться мог? Я ждал тебя застать на нижней грани, Там, где выплачивают срок за срок". 85 И он мне: "Сладкую полынь страданий Испить так рано был я приведен Моею Неллой. Скорбь ее рыданий, 88 Ее мольбы и сокрушенный стон Меня оттуда извлекли до срока, Минуя все круги, на этот склон. 91 Тем драгоценней для господня ока Моя вдовица, милая жена, Что в доблести все больше одинока; 94 Сардинская Барбаджа – та скромна И женской честью может похваляться Пред той Барбаджей, где живет она. 97 О милый брат, к чему распространяться? Уже я вижу тот грядущий час, Которого недолго дожидаться, 100 Когда с амвона огласят указ, Чтоб воспретить бесстыжим флорентийкам Разгуливать с сосцами напоказ. 103 Каким дикаркам или сарацинкам Духовный или светский нужен бич, Чтоб с голой грудью не ходить по рынкам? 106 Когда б могли беспутницы постичь, Что быстрый бег небес припас их краю, Уже им рты раскрыл бы скорбный клич; 109 Беда, – когда я верно предрекаю, - Их ждет скорей, чем станет бородат Иной, кто спит сейчас под «баю-баю». 112 Но не таись передо мною, брат! Не – только я, но все, кто с нами рядом, Глядят туда, где свет тобой разъят". 115 Я молвил: "Если ты окинешь взглядом, Как ты со мной и я с тобой живал, Воспоминанье будет горьким ядом. 118 От жизни той меня мой вождь воззвал, На днях, когда над нами округленной Была (и я на солнце указал) 121 Сестра того. Меня он в тьме бездонной Провел средь истых мертвых, и за ним Я движусь, истой плотью облеченный. 124 Так я поднялся, им руководим, Всю эту гору огибая кружно, Где правят тех, кто в мире был кривым. 127 Он говорит, что мы дойдем содружно До высоты, где Беатриче ждет; А там ему меня покинуть нужно. 130 Так говорит Вергилий, этот вот (Я указал); другой – та тень святая, Которой ради дрогнул ваш оплот, 133 Из этих царств ее освобождая". ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
[Комментарии]
1 Ход не мешал речам, и речи – ходу; И мы вперед спешили, как спешит Корабль под ветром в добрую погоду. 4 А тени, дважды мертвые на вид, Провалы глаз уставив на живого, Являли ясно, как он их дивит. 7 Я, продолжая начатое слово, Сказал: "Она, быть может, к вышине Идет медлительней из-за другого. 10 Но где Пиккарда, – скажешь ли ты мне? А здесь – кого бы вспомнить полагалось Из тех, кто мне дивится в тишине?" 13 "Моя сестра, чьей красоте равнялась Ее лишь благость, радостным венцом На высотах Олимпа увенчалась". 16 Так он сказал сначала; и потом: "Ничье прозванье здесь не под запретом; Ведь каждый облик выдоен постом. 19 Вот Бонаджунта Луккский, – и при этом Он пальцем указал, – а тот, щедрей, Чем прочие, расшитый темным цветом, 22 Святую церковь звал женой своей; Он был из Тура; искупает гладом Больсенских, сваренных в вине, угрей". 25 Еще он назвал многих, шедших рядом; И не был недоволен ни один: Я никого не видел с мрачным взглядом. 28 Там грыз впустую пильский Убальдин И Бонифаций, посохом Равенны Премногих пасший длинный ряд годин. |