Онлайн книга «Костяные часы»
Она смущенно отнекивается, но я настаиваю. – Спасибо вам огромное, Айрис. Мы с мужем выпьем за ваше здоровье. А обратно как возвращаться будете? – Знакомый отвезет меня в Нью-Йорк. – Ну, тогда успехов вам и всего хорошего. Денек-то какой чудесный, наслаждайтесь солнышком, а то потом тучи обещают. Она машет мне рукой и уезжает. Осима с характерными тягучими интонациями мысленно обращается ко мне: Ищешь женский клуб? Оглядываюсь, но на ухоженных лужайках вижу только студентов с папками и портфелями. Четверо тащат фортепиано. Осима, Эстер Литтл дала мне знак. Парадная дверь ректорского особняка распахивается, на крыльце возникает худенькая фигурка в длинной, до колен, балахонистой куртке с капюшоном; руки засунуты в карманы – Осима. Какой знак? Мнемокриптический ключ, мысленно отвечаю я, направляясь к дому. Ветви ивы покрыты влажными комочками пушистых сережек. Я с ним пока не разобралась, но непременно разберусь. На кладбище есть кто-нибудь? Я расстегиваю пальто. Только белки прыгают и скачут. Осима откидывает капюшон, подставляет седобородое лицо семидесятилетнего кенийца солнечным лучам. А четверть часа назад там… В общем, ступай по тропе влево от меня. Нас с ним разделяют несколько ярдов. Там кто-то из знакомых? Иди, иди. Сама увидишь. Она в ямайском тюрбане. Иду по тропе. А ямайский тюрбан – это как? Осима захлопывает за собой дверь и уходит прочь. Если понадоблюсь, позови. Под ногами хрустит и чавкает палая листва, а над головой новые листочки выползают, разворачиваясь, из набухших почек, а лес, как блютус, полнится птичьим щебетом. У ствола толщиной с бронтозавровую ногу виднеется могильная плита. Чуть поодаль замечаю еще одну и еще, все увиты плющом. Блайтвудское кладбище – это не систематизированная матрица мертвых, а лесная чаща, где могилы под деревьями питают корни сосен, кедров, тисов и кленов. Видение Эстер было точным: «Могилы среди деревьев». Огибаю густые заросли остролиста, вижу Холли Сайкс и думаю: «Ну конечно». Я не видела ее с тех пор, как четыре года назад приезжала к ней в Рай. Сейчас она в ремиссии, но выглядит очень изможденной, исхудавшей и нервной. На голове красно-зелено-золотой тюрбан цветов ямайского флага. Я тяжело ступаю, предупреждая ее о своем приближении, и Холли поспешно надевает солнечные очки, скрывающие лицо. – Доброе утро, – здороваюсь я. – Доброе утро, – ровно произносит она. – Простите за беспокойство. Я ищу могилу Криспина Херши. – Вот. – Холли указывает на белую мраморную плиту. КРИСПИН ХЕРШИ ПИСАТЕЛЬ 1966–2020 – Коротко и без прикрас, – говорю я. – И никаких клише. – Да, он не был поклонником цветистой прозы. – Какое мирное, воистину эмерсоновское место упокоения, – говорю я. – В его книгах всегда звучали урбанистические мотивы, и воображение было очень светским, а вот душа – буколической. Невольно вспоминается Тревор Апворд из «Эхо должно умереть», обретающий покой в лесбийской коммуне на острове Мак. Холли разглядывает меня сквозь темные стекла очков: в последний раз она видела меня через дымку медикаментозного тумана, так что вряд ли сейчас вспомнит, но я не расслабляюсь. – А вы – коллега Криспина по колледжу? – спрашивает Холли. – Нет, нет, я работаю совсем в другой области. Хотя я его поклонница. Я много раз читала и перечитывала «Сушеные эмбрионы». – Он всегда подозревал, что книга его переживет. – Достигнуть бессмертия легче, чем держать под контролем требования, которые оно предъявляет. К могиле Херши, на пенек в грибных оборках, слетает голубая сойка, хрипло, издевательски хохочет, а потом издает прерывистую руладу. – У меня на родине таких птиц нет, – говорит Холли. – Голубая сойка, Cyanocitta cristata, – объясняю я. – Алгонкины называют ее sideso, а якама – xwashhxway, но якама живут на тихоокеанском побережье, это так, к слову. Холли снимает темные очки: – Вы лингвист? – В некотором роде. Я психиатр, у меня здесь встреча. А вы? – А я пришла помянуть. – Холли наклоняется, поднимает с могильной плиты дубовый листок и кладет его в сумку. – Ну что ж, приятно было с вами побеседовать. Удачи вам. Голубая сойка прошивает полосы яркого света и мшисто-зеленого сумрака. Холли уходит прочь. – Хорошо-то оно хорошо, но скоро все станет куда сложнее, – говорю я. Холли, ошеломленная моим странным заявлением, останавливается. Кашлянув, я продолжаю: – Мисс Сайкс, нам нужно поговорить. Лицо ее мрачнеет, будто опустились ставни, в голосе звучит простонародный грейвзендский выговор: – Я не даю интервью и не принимаю участия в мероприятиях. – Она отступает на шаг. – Я давно ушла на покой. – Сосновая ветка шелестит по тюрбану, и Холли нервно дергает головой. – Так что кто бы вы не были, можете… – Сейчас я Айрис Фенби, но вы знали меня Маринусом. Она цепенеет, задумывается, морщит лоб и с отвращением восклицает: – Ох, бога ради! Юй Леон Маринус умер в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, и он был китайцем! А если вы скажете, что у вас в роду тоже были китайцы, то я… Владимир Путин! Не вынуждайте меня грубить! И вообще, это наглость! – Да, у доктора Юя Леона Маринуса не было детей, и его тело действительно умерло в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. Но его душа, тот, кто обращается к вам сейчас, – это тоже Маринус. Это чистая правда, Холли. Стрекоза прилетает и улетает, стремительная, как смена мыслей. Холли уходит прочь. Кто знает, сколько Маринусов встретилось ей на жизненном пути – и безумцев, и мошенников, мечтающих урвать часть ее денег. – Первого июля восемьдесят четвертого года у вас выпали из памяти два часа, – говорю я ей вслед. – Между Рочестером и островом Шеппи. Я знаю, что тогда произошло. Она останавливается. – Я и без вас знаю, что произошло! – Она сердито оборачивается ко мне. – Я путешествовала автостопом. Какая-то женщина довезла меня до моста на остров Шеппи. Прошу вас, оставьте меня в покое! – Вас подвезли Иэн Фейруэзер и Хайди Кросс. Вам известны эти имена, но вы не подозреваете, что в день их убийства вы были в их доме. – Да ну вас! Запостите ваши выдумки на сайте конспирологхренов точка ком. Эти психи с удовольствием уделят вам столько внимания, сколько захотите. – Где-то с шумом оживает газонокосилка. – Вы переварили моих «Радиолюдей», отрыгнули их, добавили к блевотине своего психоза и устроили оккультное реалити-шоу, сделав себя его главной звездой. В точности как та психопатка, которая застрелила Криспина. Все, я ухожу. И не приставайте ко мне, иначе я вызову полицию. |