Онлайн книга «Мосты в бессмертие»
|
– Эй, Спиря, – позвал Костя, когда огненный гриб начал темнеть и оседать. – Ты Перфильева видел? – Не-а. Я ж бег за тобой, как условились. Так-то оно. Там Пимен… – Я тута… – послышалось из темноты. Костя вздрогнул, приподнялся, присмотрелся. И точно – Пимен! Черен, словно чертушка. Белые буркалы на испачканном сажей лице так и высверкивают. – Где лейтенант? – Чегой? – Где товарищ младший лейтенант? – Костя придвинулся к Пимену, схватил его за ворот гимнастерки. Костя уже вытащил из-за голенища нож, уже занес его для удара. Наверное, Пимен приметил блеск лезвия, потому что вдруг затрясся и принялся истово креститься. – Эй, Костян! Хорош, ладно! – Спиря навалился на Костю всей тяжестью своего немалого тела. – Надо двигать до своих… – А как же командир? – Условились выходить каждый сам по себе. А может, он кружным путем подался? Так-то оно. В этот момент небо озарилось новой вспышкой, и в воздух поднялся еще один огненный гриб. – Упокой Господи душу товарища младшего лейтенанта, – пробормотал Пимен. – Отважный был человек. Отважный и красивый. – Заткнись, не то прирежу, – прошипел Костя. И Пимен заткнулся. * * * Мучение длилось не более суток. Они ждали, наблюдая заполошную суету в стане врага. Тела их млели от жара, их разум томился от бездействия, их души веселило счастливое злорадство. Их ночная вылазка нанесла противнику чувствительный урон. Топливные цистерны догорели уже к утру, зато разметанные ночными взрывами снаряды и мины продолжали взрываться и после полудня. Ощутимо пострадала мотопехота. Сердце Кости дрогнуло и болезненно сжалось, когда он рассматривал в полевой бинокль Сан Саныча искореженное, обгорелое железо. – Ну что? – волновался старшина Лаптев. – Видишь ли красавца нашего, видишь ли Перфильева? – Нет… – отвечал Костя. – Эх, жалко-то! – Кого? – Я о таком моторе и мечтать не мог! Бээмвэ, семьсот пятьдесят кубиков, двадцать две лошадиные силы! И там их не менее десятка. И все сгорели. Все! – А Перфильев? – не унимался старшина. – Товарищ младший лейтенант-то? – Почил наш командир, – голос Пимена Абросимова звучал так глухо, словно тот говорил через подушку. – Сгорел, да не упокоился… Костя не видел, как вздрогнули и переглянулись Сан Саныч и Лаптев, как досадливо поморщился старлей, как брезгливо сплюнул старшина. – А вот теперь я и танки вижу… – внезапно сказал Костя и умолк надолго. – Ну что? Давай-ка, парень, сюда бинокль! – на этот раз Сан Саныч заволновался не на шутку. – Я считаю… – рассеянно ответил Костя. – Вижу двадцать… Но Сан Саныч уже отобрал у него бинокль. Он долго морщил тонкий нос, рассматривая вражеские позиции, пока не отнял бинокль от глаз. – Я вижу два танка, – пробормотал он, недоуменно посматривая на Костю. – Остальные замаскированы, – нехотя отозвался тот. – Из тебя получится толковый офицер, Липатов, – Сан Саныч вперил в Костю пронзительный, строгий взгляд. – Если, конечно, выживешь… * * * К вечеру на передовую прибыл самый известный человек в дивизии – майор НКВД Валентин Георгиевич Суэтин. Он прибыл безо всякой помпы, прикатил на эмке в сопровождении полувзвода автоматчиков на мотоциклах. Воропаев заволновался, закряхтел и тут же напросился в дневальные. Пимен, громыхая котелком с предусмотрительно сбереженной с вечера кашей, утек в дальний конец траншеи, но был безжалостно извлечен оттуда все тем же Воропаевым. Петька с нескрываемым наслаждением конвоировал перетрухавшего Пимена к командирскому блиндажу. – Шевели мослами, богомолец, – приговаривал он, понукая подконвойного штыком. – Там весь комсостав в сборе, тебя дожидают… Костя, как бы невзначай, поплелся следом. Воропаев, наслаждаясь, затолкал вяло упиравшегося Пимена за дощатую, провисшую дверь блиндажа и сам стал на часах. – Чего там, Петька? – равнодушно спросил Костя. – Ступай мимо, – ответил Воропаев. – Тебя до суда не звали. – Меня да не звали? – усмехнулся Костя. – Ну ничего, я тут подожду. Позовут, а я тут как тут. Это чтоб тебе, служивый, не бегать, мозоли трудовые не дырявить. – Чего? – набычился Петька. – Освободить тебя желаю от лишних забот, – и Костя как бы невзначай извлек из кармана блестящую бирюльку, отрытую Телячьим ухом в Ростовских завалах. – Чегой-то? – насторожился Петька. – Дай в щелку посмотреть… – На чо? – На Суэтина. Любопытно. Ребята говорят – оч-чень грозен. – Да чо там… – Петька шмыгнул носом. – У тя токо одна? – Не-е-е… Костя спрыгнул в окоп. Всего пара шагов отделяла его от заветной двери. Костя прислушался. Там внутри было муторно, подло и тяжко. Отчего-то отчаянно страдал Сан Саныч, Велемир явно трусил, а Фролов изрыгал потоки ярости. Но Суэтин? – Каков он? – сказал Костя вслух. – Сколь дашь? – Две. – Тю-ю-ю! – Ноздри две! – Костя засмеялся. – В каждую – щепоть табаку. – А цацек? – Цацек – целый карман. – Мародер? – Петька нащурил глаза, выставил перед собой винтаря, уперся штыком Косте в грудь. Костя вытащил из кармана три империала, подбросил на ладони, поймал, сунул Петьке под нос распахнутую пятерню. – Н-н-на! Вишь, плюгавый: три орла выпало. Глаза Петьки запрыгали так борзо, что Косте почудилось: еще немного – и выскочат бесстыжие буркалы из орбит да и упадут в белесую пыль на дно траншеи. Костя отжал его в сторону плечом, глянул в щель между досками. Суэтин оказался так себе мужичок, ничем не примечательный, весь водянистый какой-то, словно полустертый рисунок. Костя прислушался. – Либерализм тут развел батальонный политрук, – у Суэтина был низкий, рокочущий, опереточный баритон. – На передовой! В самом горниле схватки с фашизмом! Отдел имеет информацию о том, какие разговоры ведутся в батальоне. Это и в твою сторону минус, Фролов. – У нас потери – восемьдесят процентов личного состава за пять месяцев, – голос Фролова звучал твердо, но в нем слышались обертона едва сдерживаемого гнева. – Если ты считаешь, что Абросимова надо расстреливать – я подчинюсь. Костя услышал шум – Фролов поднялся с места, а Пимен начал потихоньку подвывать. – Раз вы настаиваете на расстреле… – голос Велемира дрогнул. – Мы приняли коллективное решение, основанное на фактах, – прервал его Суэтин. |