Онлайн книга «Целитель. Союз нерушимый?»
|
– Сова, открывай! Медведь пришел! – Медведь нашелся… – желчно ворчал я, борясь с тугой защелкой. – Суррикат недоделанный… Суслик недокормленный… Замок щелкнул, и в прихожку повалил народ – хорошенькая Аля Ефимова, красивенькая Инна и тощенький Изя Динавицер. – Привет! Привет! – Врывайтесь! – сказал я гостеприимно. – Давно не виделись. Девчонки засмеялись, и я – фигурально – махнул рукой на позыв к одиночеству. – А мы твоих папу и маму встретили, – оживленно рассказывала Инна, – и поняли, что ты остался один! – Скучаешь тут без нас! – подхватила Альбина. – Чахнешь! – А Настя где? – заоглядывался Изя. – Ах, Настя… – осуждающе протянула Ефимова. – Ты посмотри на него – сам еще не дорос, а уже на молоденьких тянет! – Совершенно аморальный тип, – согласился я, вспоминая, отчего у Али с Изей разлад вышел, да без толку. В «прошлой жизни» я заканчивал школу во Владивостоке и был совершенно не в курсе здешних любовей и расставаний. Я даже Инку смутно помню – она училась в параллельном и, когда два восьмых слили в один 9-й «А», классы притирались уже без меня. Сейчас я со всеми вместе, жизнь течет как надо, но вот память подсказки не дает, мне все внове. – Руссо ученико, – с достоинством отпасовал наши нападки Динавицер. – Облико морале! – Мордале! – передразнила Аля. – Да какое там мордале, – засмеялась Инна, – у него и облика почти что нет, только в профиль и видно! – Правильно, – Изя сделал скорбное лицо, – если не кормит никто, поносят только! – Понос тебе не грозит, – проворчал я, – не с чего. Когда все отсмеялись, я провозгласил: – Будем готовить пиццу! Продукты есть, духовка тоже, а теперь и рабсила сама пришла. – Пиццу? – переспросила Ефимова. – Ой, а что это? – Ну, что-то вроде итальянского пирога. Отличная штука для откорма худых и звонких! Девочки, мыть руки – будете чикать ингредиенты. – Сейчас мы! – А я? – взгляд Изи исполнился укоризны. – Тебе нельзя, а то что-нибудь не то отчикаешь, – серьезным голосом сказал я, доставая муку из буфета. – Будешь сидеть в уголку и пускать слюнки. Я тебе тряпочку дам. – Зачем? – попался Изя. – Пол подтирать, когда накапаешь! Динавицер надулся, хотя ему такое упражнение плохо давалось – худоба! Пользуясь тем, что девчонки хихикали в ванной, я спросил Изю придушенным голосом: – Вы с Алей не поссорились случайно? Уж больно ершиста, как я погляжу. – Да нет… – увял Динавицер. – Изя… – надавил я, замешивая тесто. – Да я сам не понимаю, – капитулировал наперсник детских игр. – Все ж хорошо было! – А когда стало плохо? – сделал я стойку. Тоже фигурально. – Ммм… – задумался «худой и звонкий». – На той неделе, что ли… Ага! Мы в кино ходили, на «Отроков во Вселенной»… – И?.. Такое впечатление, что я допрос веду, а ты никак не расколешься! Изя сумрачно внимал, потом кисло бросил: – Ну мы, по-моему, вспоминали… Как там один герой, Мишка, кстати, с девчонкой разговаривал… – Динавицер согнулся в манере Луарвика Л. Луарвика, подтянул, сопя, теплый носок. – В общем, Алька меня и спрашивает: чего б я сделал для любимой девушки? А я что-то брякнул тогда… Ну не готов я был, понимаешь? И вообще, как-то не так я все это себе представлял! – Все с тобой ясно… – Я вывалил тесто комом на противень. – А Аля что? – Ну, отшутилась как-то… – вяло пожал плечами Изя. – А потом у нее настроение пропало. – Вот так и остаются без единственных! – сказал я назидательно, растягивая тесто по всему противню. – Поговори с Алей сегодня же, понял? Только без этих твоих хиханек! – Да не могу я! – заныл Изя. – Тогда ты потеряешь Алю, – серьезно проговорил я, снова утишая голос. Динавицер поник, но тут же встряхнулся, изображая человека, довольного жизнью – девчонки возвращались. – Вы мыли руки? – улыбнулся я. – Или перемывали кости? – Всего понемногу! – рассмеялась Инна. – А что делать? – Вот сосиски, надо их колечками порезать. – Все?! – Да нет, штук десять. – Ого… – И лучок – мелко, мелко! Алечка, с тебя картошка – штуки три-четыре хватит, только нарезать надо тоненько-тоненько. – Сейчас мы! Порывшись в холодильнике, я достал яйца и кусок сыра «Советского». Эх, помидорчиков бы… Да где ж их взять? Это мандарины в СССР «вызревают» под Новый год, а помидорчиков раньше лета не жди… Аккуратно выложив тесто «ингредиентами» (Изя потянулся за кусочком сосиски, Инна шлепнула его по руке загребущей), мы залили пиццу неаппетитной с виду яично-сырной смесью и торжественно затолкали противень в духовку. – Ждем! – объявил я. – Закаляем волю и терпим изо всех сил! Аля помыла руки и прошла в зал, обронив: «Полюбуюсь подлинником…» Я в упор глянул на Изю и показал глазами – топай давай! Динавицер поднялся с несчастным видом, поплелся следом за «единственной». Я проводил его взглядом, словно подталкивая в тощую спину. Давай, давай… Будешь знать, как брякать лишнее! Инна посмотрела на меня, поднимая соболиные бровки в знак немого вопроса. Не вдаваясь в подробности, я коротко сказал: – Им надо поговорить. – А-а… Дворская уселась на стул, прислонясь к белому боку холодильника, и стала смотреть в окно. А я вдруг поразился, подумав, что никогда не видел Инну скучающей, злой или просто сердитой. Как будто она никогда не испытывала раздражения или отчаяния – всего того негатива, что портит да укорачивает жизнь. И вот я сижу, едва дыша, и любуюсь девичьим профилем. В эти минуты передо мной словно приоткрылся внутренний мир Инны, полный гармонии и совершенства. Правда, немного туманный и расплывчатый, как сновидение, – для полного счастья не хватало «пятого элемента». Любви. Странно я ощущал себя – будто впервые увидел свою одноклассницу. Или просто разглядел? Иные фотографы-профессионалы штампуют очень похожие, очень яркие портреты, вот только люди на них не получаются. Смотришь на снимок, а на нем одна лишь телесная оболочка. Но вот каков человек на фотографии, не ясно. Зато первый попавшийся любитель так подловит момент, что приходишь в изумление – снимал плоть, а на фото – душа! Так и со мной. Не знаю, может, виноват ракурс, с которого я смотрел, или настроение, но я не переставал любоваться Инной, чем дальше, тем больше находя прелести в ее образе. Нет, я и раньше отличал Дворскую – она действительно красивая девчонка, очень даже, но именно сейчас я различил в лице, в фигурке Инны что-то нездешнее, неземное. Меня так и тянет сложить молитвенно ладони… |