Онлайн книга «Гномон»
|
Да, я знаю. Это было прежде, чем она стала для вас настоящей. Но ведь все равно нравится? Вы это видите по ее лицу, в тот замороженный миг, кайрос, в котором все решается? Я вижу. Я вижу ужас, и кипящее отрицание, и уверенность, которая их вызывает. Вы думали, мое обещание означает такую мелкую и обычную вещь, как политика? Через секунду Мьеликки Нейт слышит, как начинает проговаривать то, что давно понимала где-то в уме, но глубокие защитные механизмы психологической защиты человеческого сознания прежде не давали ей этого осознать. В невольном переходе от прошедшего времени к настоящему она находит улику, которую больше всего хотела бы не понять. Для большинства людей это был бы мимолетный бред, но интеллектуальная строгость Нейт не позволяет ей впасть в слепое отрицание, не примет утешительной лжи. Ее выбрали для этой роли, закалили в упрямстве мои враги, но эти же качества я могу обратить себе на пользу, ведь все зависит от направления движения. Теперь все зависит от нее, и мириады возможностей сходятся в одной, бесконечные варианты сводятся к строгой бинарности, развилке на дороге. Теперь она начинает все понимать, как и должно детективу, когда нарративная вселенная дает ему последний, смертоносный толчок. Откуда могла Диана Хантер заранее знать, как умрет Смит? Не спорю, она могла приказать сделать все именно так, но Лённрот — не кукла. За маской безумного белого лица скрывается воля. А что, если бы Смит не смог правильно произнести свои реплики и его слова не сошлись бы с записанными? Но ведь сходятся. Скольких людей на самом деле встретила Нейт за время своих приключений? В мире восемь миллиардов человек, из которых, разумеется, рядовой обыватель знает от двух сотен до безумных пяти тысяч, но Нейт живет в Лондоне, населенном едва ли парой десятков людей, а еще там иногда играет музыка. Сколько раз она проверяла работу фонарика и успокаивалась? И все равно верит, вопреки разуму, что ошибки самого Свидетеля не говорят ни о чем, кроме взлома. Сколько невозможных вещей должны произойти, прежде чем упавший теннисный мячик не будет выглядеть так убедительно? Акула разрывает человека в сухом тоннеле. Женщина, с которой все началось, написала книги, текст которых нельзя прочесть. Сколько раз вселенная должна не пройти тест на сон, прежде чем ее объявят сном? Смысл в том, чтобы она пришла к этому выводу здесь и сейчас. Только она может сделать то, что нужно, и исключительно по доброй воле, по собственному выбору и при полном понимании его значения. Теперь, когда она поняла, нам осталось лишь ждать и смотреть. * * * Лённрот по-прежнему здесь, стоит перед остальными; его рыбья кожа почти прозрачная. Сочетания теней и тел вдруг становятся не четырьмя разными фигурами, а пятью, расположенными вдоль оси. Нейт видит кости, Лённротовы ребра, а сквозь них — Берихуна Бекеле, чьи морщины накладываются штрихами на Константина Кириакоса; за ними — красивая широкоскулая Афинаида Карфагенская. И все они вместе, действуя по своему почину, каким-то образом создают стабильный образ женщины в кресле — таком же, в каком сидит сама Нейт: решительное, морщинистое лицо, большие руки библиотекарши, непослушные волосы и глаза, которые ничего не упускают. Это лицо она видела только мертвым, но вот оно живое и явленное в очевидной галлюцинации, которая явно не галлюцинация. Она внутри. Она внутри. Сейчас, не прежде. — Да, — шепчет Лённрот. — Это тоже было сказано. С самого начала. Слова звучат странно, складываются из хора других голосов, которые вместе сливаются в новый. И вовсе не голос Лённрота: этот голос богаче, добрее, живее и болезненно более реальный. Нейт кивает: — Вопрос был: как давно начался допрос? — Чтобы ты задумалась, когда он закончился. — И я должна сказать, что он не закончился. Лённрот разводит белыми руками, словно признавая поражение; позади остальные фигуры делают то же самое или нечто похожее, так что в калейдоскопе движения сознание Нейт собирает образ женщины, которая встает с кресла. Наконец она делает еще шаг и проходит сквозь Лённрота, так что белая кожа укрывает ее вуалью, а потом исчезает, и вот — они с Мьеликки Нейт остаются одни. — Да, — говорит Диана Хантер, — не закончился. Я ждала тебя. И теперь, когда ты здесь, нам нужно поговорить. * * * Возраст Дианы трудно определить на глаз — где-то между пятьюдесятью и восьмьюдесятью, но в ее фигуре чувствуется достоинство, которое ее никогда не покинет: ясная энергия физически ощутима во взгляде и широком морщинистом лице. В том, как она держится, есть что-то от Афинаиды, она бросает вызов всему миру, как Кириакос, у нее пальцы Берихуна Бекеле и улыбка Лённрота. — Это неправда, — говорит Нейт. Хантер вздыхает: — У нас нет времени. — Сколько? Когда я попала на допрос? Когда Джонс вколол мне препарат? Или раньше? Сколько было обмана? — Все, что ты знаешь о Системе, — правда. Огненный Хребет — правда. Я поняла, что его надо уничтожить. Я все это спланировала. Я ждала тебя. — Как давно я здесь, с тобой? — На это нет времени. Все происходит сейчас: все или ничего. — Мне все равно, — говорит Нейт и понимает, что это правда. — Совсем. Пусть рушится или нет. Пусть Система обрушится, или что ты там для нее придумала, и пусть сами разбираются. Хантер кивает: — Но она не обрушится, Мьеликки. Я проигрываю. Я не могу загнать их в ничью, даже мне это не по силам. Все оказалось труднее, чем я рассчитывала. Если я позволю себе умереть, они смогут наскрести достаточно меня, чтобы получить свои ответы и восстановить контроль. Я могу выиграть или проиграть, но ничьей не будет. Огненный Хребет падет или восторжествует. Ты должна выбрать. — Ты хочешь, чтобы я выдернула вилку. — Да. Потому что это правильно. Потому что машина не служит — только притворяется. Но в конечном итоге мы не принимаем решений, не делаем выбор, нами правит диктат. Мы живем под непрестанным наблюдением. О нас известно все, но мы не знаем ничего. У пяти мужчин и женщин есть власть над жизнью и смертью, право решать за других. Сколько это может продолжаться, как ты думаешь, прежде чем такая система не сгниет окончательно? Прежде чем какой-нибудь Джонс или Смит не станет чем-то худшим? Если ты не согласна со мной, почему не пошла работать с ними? — Я не хотела. — Ты не хотела последствий, как и я. Просто поняла это быстрее. — Может, так лучше. Может, люди будут счастливее. Я-то была счастлива. — Да, цели и средства. Это мне знакомо. Но у нас есть только средства. Целей мы, по сути, никогда не достигаем. Хочешь увидеть, что это значит? Правду, насколько я могу ее показать? |