Онлайн книга «Государыня for real»
— Да здравствует императрица! — Мы вас любим! — Россия с тобой, Екатерина! — А где вы взяли такие шикарные брючки, Катерина Николавна? Отдельные фразы иногда выскакивали из общего гула, как летающие рыбки-фодиаторы из воды. Ее окружали радостные, одухотворенные лица, повсюду она видела смешные картонные сердечки на палочках, и настроение у государыни слегка поднялось. Екатерина даже почти простила своего мужа Генри, который променял важнейшее событие в жизни супруги на вручение какой-то глупой кинематографической премии на черноморском побережье. Невозможно поверить, что кинофестиваль назначили на день коронации, но могучим шепсинским студиям царское слово не указ, живут по своим законам. Еще и большую часть знаменитостей туда переманили. В Шепси сейчас развлекались многие знакомые Екатерины, в том числе скандально известный граф Вяземский, которого Мелисса совсем недавно отозвала из Парижа. С такими возмутительными манерами просто нельзя называться послом Российской империи. Ну, хам Вяземский-то ладно, пускай будет отсюда как можно дальше. Но Генри! Родной муж, оказавшись перед выбором — церемония, посвященная Екатерине, или «Золотая щука» за лучший документальный фильм года, — предпочел жене глупую статуэтку. Буду вечером смотреть «Щуку» по телевизору, решила Екатерина, и швыряться туфлями в экран. В знак протеста. Небось если бы короновали правителя Англии, а не чужой ему России, примчался бы как миленький, с обидой подумала Екатерина. Она представила, как муж лениво потягивает стаут на побережье, пока она тут, одна-одинешенька: терпит авиабедствие, противостоит журналистам, развлекает алчущую зрелищ толпу и жадный до дворцовых приемов бомонд, — и снова рассердилась. Нет, этот день просто не мог стать хуже. Особенно с учетом маскарадного костюма, в который она сейчас была облачена. Привыкшая к джинсам и толстовке Екатерина чувствовала себя до крайности глупо в блестящем топе-корсете, оголявшим ее спортивные плечи, и широких шелковых брюках-палаццо. Однако гораздо, гораздо хуже обстояло дело с хрусталем — как на ногах, так и на голове. Туфельки «а-ля Золушка» оказались жутко непрактичными, но даже они не могли сравниться с короной по степени неудобства. — Внученька, взбодрись! Народу нужна твоя милая улыбка и милостивые кивки, а не эта кислая гримаска, — строго сказал Константин Алексеевич, приветствуя зрителей, толпившихся по обеим сторонам отгороженного прохода. — Дедуля, корона — просто пытка, — призналась Екатерина. — Мне будто салатницу на голову надели. Жутко натирает. Шея занемела, каменная… Корона такая скользкая! Милостиво кивать никак не получается, того и гляди, упадет, разобьется. Это что же за примета-то будет… Константин Алексеевич усмехнулся в бороду: — Юная девочка, а в приметы верит. Брось ты эти дремучести! Ну упадет корона, ну и что, даже если и разобьется. Главное — что под ней! — Он постучал негнущимся пальцем по лобику Екатерины. — Вот где ценность-то, а не в короне. Екатерина мельком взглянула на гранд-экран, установленный на фасаде Главного штаба. Пожалуй, сегодняшнее коронационное шествие не слишком впечатляло. Не сравнить с процессией, сопровождавшей того же Николая Второго, ее прапрадеда, в 1896-м: там и какие-то балдахины, и нарядные офицеры, и горностаевые мантии, и аристократические бакенбарды. А сегодня что? Бредут по площади четверо: ничем не примечательная девчонка в салатнице на голове, старик в пестрой рубахе, тщедушный клерк и изящная пожилая дама, по виду преподаватель хореографии. Нет рядом эффектного Генри с его военной выправкой и солнечно-рыжей шевелюрой; нет представительного, элегантного Николая Третьего; красотка Мелисса оставила их произвол судьбы. Надежда только на роскошный коронационный бал, трансляция которого должна спасти вечерние выпуски новостей. У Столыпина пронзительно заверещал на пальце Перстень. — Это кто имеет наглость… А, Гавриил, очень хорошо, что вы позвонили, — сердито зашептал Столыпин сзади. — Я с вами как раз собирался ругаться. Как вам не стыдно, подослать к нам своих корреспондентов! Вы же обещали Мелиссе Карловне не рассказывать в эфире про инцидент с квадрокоптерами!.. Что? Как не обещали? Я своими ушами слышал… Ну хорошо, допустим, обещание как таковое не звучало, но это подразумевалось… Ах вот как? Вам какая-то дешевая сенсация дороже имиджа Государыни Императрицы?.. Гавриил, что вы себе позволяете? Во-первых, никакой я вам не приятель, а во-вторых, государыня не сможет «прискакать» к вам в студию через полчаса! У нас, на минуточку, коронация, если вы не забыли. И бал, до которому теперь из-за вас никому нет дела, а мы так готовились, денег потратили немыслимо! — Сеня, скажи Гаврюше, что Катенька заедет в студию завтра с утра, — обернулся к Столыпину Константин Алексеевич. — Успеете подготовиться к интервью. С журналистами надо дружить, хоть они и распоследние чумички на земле. Столыпин затрясся, как строптивое желе, отказывающееся быть съеденным на завтрак: — Вы тоже не всё знаете, Константин Алексеевич, идти сейчас на телевидение — это политическое самоубийство… — Ничего, ничего, всё Катенька прокомментирует, что Гаврюшкиной душеньке угодно: и воздушную поломку, и арест Алёшки, и отставку Мелиссы. Прессу нужно баловать. — Но… — Соглашайся, Семён, раз дед уверен. — Екатерина была слишком растеряна, чтобы иметь собственное мнение. — С Каспером спорить бесполезно, сударь, — со вздохом подтвердила бабушка Мадлен. — Хоть он при каждом удобном случае и называет себя подкаблучником, но большего упрямца во всей Европе не сыскать. Обер-камергер нехотя пообещал Левинсону интервью со своей венценосной начальницей и, насупившись, надолго замолчал. — Все-таки что за змея эта Мелисса, — сказала Екатерина деду, шествуя по полированной мостовой и вымученно улыбаясь всем вместе и каждому в отдельности. — Украла у меня праздник. Теперь все про нее будут говорить, а не про меня! — Императрицу охватила жгучая обида. — Ребенок ты совсем, Катенька, — усмехнулся дед в бороду. — Ох, дедуля, а ведь я даже не знаю, откуда берутся премьер-министры, — с ужасом осознала Екатерина и даже остановилась. — Где мне нового главу правительства отыскать? — Не беспокойся, внученька, — Константин Алексеевич ей весело подмигнул, — всему свое время. — А кстати, как она посмела так внезапно уволиться? — запоздало возмутилась Екатерина, не забывая при этом помахивать ручкой каким-то орущим детишкам. Процессия уже вступила во двор Зимнего, оставалось всего несколько метров до входных дверей. — Разве так можно? Константин Алексеевич кивнул: — Закон о государственной службе, принятый еще твоим прадедушкой, моим папулей Алексеем Вторым. Госслужащий, уставший от своих обязанностей, имеет право на немедленную отставку — работа на таких постах должна быть исключительно добровольной и с хорошим настроением, а то натворит дел чиновник, которого силой заставят отработать даже неделю! Жалованье у них маленькое, так что это только по призванию души… Эх, мудрый был человек мой батюшка Алексей Второй, убежденный буддист — наверняка перевоплотился во что-нибудь хорошее. — Дед задумчиво погладил пушистую, как у Санты, бороду. — Мне нравится думать, что он перевоплотился в мои виноградники. Я иногда чувствую его там. Ты случайно не в курсе, Катенька, буддистам разрешено реинкарнироваться в растения? Или только в животных? |