Книга Чудовище, страница 39 – Дженни Даунхэм

После этого меня немного отпустило, и я некоторое время тупо глазела в окно, а учитель втирал нам про сроки сдачи работ. Синее небо было таким ровным, словно его туго натянули на раму; в вышине белел самолетик, и я представила, как в нем сидят пассажиры. Касс мне как-то сказал, что каждую минуту в небе находится около миллиона людей – целый город. Вот бы мне тоже сейчас очутиться в самолете. Кругом одни незнакомые, можно притвориться кем угодно.

Бен передал мне записку: «НАДО ПОГОВОРИТЬ». Я прочла ее и сунула в карман, даже не взглянув в его сторону.

Я чувствовала, что он смотрит на меня. И меня это раздражало. Я не хотела, чтобы народ подумал, будто мы встречаемся – придурочный рыжий парень и чокнутая девица.

Тогда Бен передал мне еще записку: «ЛЕКС, ХОЧЕШЬ СТАТЬ КИНОЗВЕЗДОЙ?»

И ее я тоже сунула в карман. Он же вроде сам хотел повторять пройденный материал? Я быстро нацарапала ответ: «ОТВАЛИ. ДАЙ ПОЗАНИМАТЬСЯ СПОКОЙНО».

Он улыбнулся, словно моя записка произвела на него впечатление, и спрятал ее в карман. Я притворилась, будто внимательно слушаю учителя, который разглагольствовал о том, как будет проходить экзамен и как важно вовремя сдать итоговые работы. У меня точно не получится. Горло перехватило от ужаса: а вдруг мама никогда не вернется? Вдруг я завалю экзамены, и мне придется до скончания дней жить вдвоем с Джоном? Надо как-то связаться с мамой, выяснить, где она, и поехать к ней. А на уроке я только время зря трачу.

Прозвенел звонок; в коридоре ко мне подскочил Бен.

– Можно тебя кое о чем спросить?

Я решила, что он хочет пригласить меня на свидание, и вспыхнула.

– Некогда мне.

– Да я быстро, – пообещал Бен. – Просто нам обоим надо сделать итоговую работу по массовым коммуникациям, а ты свою даже не начинала. Вот я и подумал: почему бы тебе не сыграть в моем фильме? Мы оба от этого только выиграем: ты классная актриса, так что мне наверняка поставят «отлично», а у тебя все равно нет другого выхода, значит, ты мне точно не откажешь.

Не свидание. Ну, разумеется. Наверняка Мерьем его подговорила. «Бедняжка, даже родная мать не в силах вынести ее характер. Будь с ней поласковей, Бен».

Я остановилась, скрестила руки на груди.

– Почему именно я?

– Ты отличная актриса.

Я вспомнила записку, в которой Бен предложил мне стать кинозвездой.

– Ты же снимаешь документалку, – возразила я. – Зачем тебе актриса?

– Ну ладно, давай ты будешь ведущей. Или я вообще сменю формат.

– Ты готов сменить формат, лишь бы я сыграла в твоем фильме?

Бен огляделся. Я повысила голос, и на нас стали поглядывать.

– А почему нет?

Я достала записку из кармана и отдала Бену.

– У меня мать пропала, а ты мне такое предлагаешь.

Бен посмотрел на скомканную бумажку.

– Я думал, она уехала на денек.

– Ага, и оставила меня одну с этим психом.

– Что он натворил? – Бен покосился в мою сторону.

Словами не передашь, да и некогда мне выбирать выражения, которые не прозвучат смешно.

– Извини, Бен, мне пора идти.

Не оглядываясь, я стремительно вышла из здания, пересекла игровую площадку и вошла в главный подъезд. Спросила у секретарей в приемной, нет ли у них номера маминого сотового. Оказалось, что только наш домашний и мобильный Джона. Нет, ни то, ни другое не годится. Знают ли они номер Касса? Секретарь ответила, что школа не хранит личные данные выпускников, так что лучше мне позвонить Джону и спросить у него телефоны мамы и брата.

– Касс мне не брат, – ответила я.

Секретарь сочувственно кивнула. Я попросила ее посмотреть еще раз, вдруг мамин номер все-таки найдется, она терпеливо проверила, но ничего не обнаружила. К нам подошла ее коллега, спросила, что случилось. Обе смотрели на меня. Мне плохо? А то я что-то бледненькая. Не хочу ли я присесть?

– Если я вам скажу, как называется школа моей сестры, вы дадите мне их номер? Может, у них есть мамин мобильный.

Одна из секретарей принялась искать информацию, а вторая заметила: едва ли по телефону мне сообщат мамин номер, разве что я лично приду в ту школу и докажу, что я – это я. После этого мне протянули бумажку с телефоном школы. Оба секретаря, моргая, смотрели на меня. Не нужно ли мне еще что-нибудь?

– А вы мне не дадите телефон, только до завтра? – попросила я. – Какой-нибудь из конфискованных мобильных.

Нет, это невозможно, ответили они, и сочувствие в их глазах сменилось подозрение. По правилам школы учащимся запрещено пользоваться телефонами, к тому же, если они дадут мне чужой конфискованный телефон, это будет вмешательство в личную жизнь хозяина мобильника, не так ли? Нет, денег на поезд они мне тоже не одолжат, как бы я ни клялась, что отдам, и кстати, в каком я классе? Потому что им кажется, что следует позвонить моему руководителю, чтобы тот со мной побеседовал. Уж не та ли я девушка, что разбила окно стулом? Но тут прозвенел звонок на третий урок, а с улицы вбежали двое мальчишек, все в крови, – столкнулись головами на игровой площадке, – глаза секретарей снова засветились сочувствием, и обе женщины потеряли ко мне всякий интерес.

У меня нестерпимо разболелся живот. Я вышла на улицу, глубоко вздохнула, присела на низкую оградку у ворот, опустила голову. Я не знала, куда идти и что делать. Смотрела на свои руки, сжимавшие рюкзак, на ноги в ботинках. «Это ты», – думала я. Это твое тело. То самое, с которым ты родилась и которое унесешь в могилу. Это твоя жизнь. И твоя мама тебя бросила.

Ко мне подбежал Бен.

– Прости меня, пожалуйста, я не подумал. Понятно, что ты волнуешься за маму. Она тебе не звонила? Ты не знаешь, почему она уехала?

Мне хотелось попросить его о помощи. Признаться, что я не знаю, как быть. Но я лишь покачала головой и вздохнула.

– Тебе плохо? – не отставал Бен. – Ты поэтому подходила к секретарям? Они разрешили тебе пойти домой?

Я и правда чувствовала себя неважно. Но, скорее всего, из-за печали. Считается ли тоска болезнью? Как бы ни было мне плохо, домой я не пойду. Раз у меня не осталось ни мамы, ни Касса, то пусть бы какой-нибудь великан подхватил меня и унес туда, где спокойно и безопасно. Например, в лес, в канадский сосновый бор, где веет свежий ветер.

– У тебя есть с собой мобильник? Ты знаешь телефон моей мамы или Касса?

Он покачал головой.

– Керис наверняка знает номер Касса. Хочешь, я ее найду?

У меня не жизнь, а бардак. Все рассыпается, точно карточный домик. Я глубоко ошибалась, полагая, что, стоит мне прийти в школу, как все наладится. Ничего у меня не наладится. И просить у Керис номер Касса как-то даже неловко, потому что последней с ее парнем целовалась я, а не она. Однако с ее помощью проще всего связаться с Кассом. Это мой единственный шанс поговорить с ним.