Книга Фотография из Люцерна, страница 69 – Уильям Байер

– А ваши эротические сны о Шанталь – как по-вашему, что они означают?

Я отвечаю: поскольку у меня со Скарпачи все отлично в сексуальном плане, вряд ли эти сны представляют лесбийские фантазии; скорее можно говорить о попытке запечатлеть связь с тематикой занятий Шанталь.

Ей это нравится. Прощаясь после сеанса, доктор Мод говорит:

– У меня было чувство, что нас несет куда-то не туда, Тесс. Однако теперь мы начинаем выбираться. Одержимость Шанталь… Сначала я за вас тревожилась – слишком сильно на вас это подействовало. Однако сейчас я считаю, что такое полное погружение помогает вам в работе. Думаю, вы создадите очень сильное произведение.

Вечером Скарпачи признается, что расследование зашло в тупик. У него остались только Джош Гарски и Карл Хьюз, хотя ничего реального против них нет.

– Джош знает, что я его подозреваю, и не желает общаться. А Хьюз нанял адвоката, который запретил ему давать показания. – Скарпачи качает головой. – Я исключил Курта и убийцу госпожи из Восточного Сан-Хосе. Мне нужны другие клиенты Шанталь. Кто-то, кто не выдержал и сорвался.

* * *

Потом, разгоряченные после любви, мы лежим в постели. Он мягко ласкает мои груди. Из окна задувает холодный воздух: в августе в районе Залива уже холодно. Скарпачи встает – его худощавое обнаженное тело отлично смотрится на фоне городских огней – и закрывает окно. Он поворачивается ко мне.

– На моем столе кипа незавершенных дел. Возможно, я слишком хочу раскрыть убийство Шанталь, и это желание мешает мне увидеть нечто очевидное. – Он качает головой. – Я не отступлю. Рано или поздно наступит прорыв. И, может быть, внезапно появится свет в конце тоннеля.

А потом я снова сижу за компьютером у себя в лофте. Отвожу глаза от экрана, смотрю на «чернильные картины», на «Королеву мечей», прислоненную к кресту святого Андрея, на три фотографии на столе.

Каждый образ рассказывает историю. Но ее еще нужно понять.

Утро, одиннадцать часов. Я вернулась с пробежки и теперь работаю за компьютером.

Мою сосредоточенность сбивает сигнал домофона. Это Кларенс. Похоже, я заливаю соседей снизу. Он хочет подняться и проверить трубы. Я говорю, что работаю, но, конечно, он может прийти и сделать все необходимое. И снова сажусь за компьютер. У меня сложная любовная сцена между Шанталь и Лу.

Сцена написана по мотивам моих эротических снов о Шанталь. Я дошла до места, где Лу привлекает возлюбленную к себе и целует. В это время раздается стук в дверь. Пришел Кларенс.

На нем комбинезон, в руках сумка с сантехническими инструментами. Машу ему рукой – заходите! – и благодарю за то, что предупредил насчет парня в зеленом.

– Н-ну, он… последнее время его здесь не было.

– Потому что я приняла меры.

Кларенс одобрительно поднимает брови.

– О, почти как раньше, – говорит он и указывает на колесницу Шанталь. – Только прежде она стояла немножко иначе. Я поправлю?

Он подходит к колеснице и чуть-чуть ее сдвигает.

– Вот так. Когда Шанталь хотела использовать ее во время сеанса, то приказывала клиенту вытащить ее в центр комнаты, а потом играла с ним в лошадки. Называла это «скачками».

– Такие подробности…

Он смеется.

– Ей нравилось мне рассказывать про всякие штуки. Может, думала, что я подключусь. Ну, ладно, там вода льется. Сейчас проверю кухню и ванную.

Он проходит в кухонную зону и опускается на колени рядом с раковиной. Я возвращаюсь к работе. Слышу, как он перебирается в ванную комнату и через несколько минут идет обратно.

– Ничего серьезного. Просто подтянул прокладки.

Кларенс наклоняется и смотрит мне через плечо. Сначала я думаю, что он читает с экрана текст, и начинаю злиться. Потом вижу, что он рассматривает снимки.

– Как интересно. – Кларенс указывает на фотографию с Шанталь. – Она здесь такая красивая, такая властная. А второго экземпляра у вас случайно нет? Я бы взял на память.

Внизу я сталкиваюсь с Джошем. Мы вежливо киваем друг другу, перебрасываемся ничего не значащими фразами, но избегаем настоящего разговора.

Вместе едем в лифте. И Джош внезапно поворачивается ко мне.

– Я любил Шанталь, – произносит он. – Никогда ей об этом не говорил, но уверен, она знала.

– Ух ты, Джош, какие откровения! С чего бы?

– Скарпачи меня подозревает. Понимаешь, Тесс, я не смог бы причинить ей вред. Она слишком много для меня значила. И сейчас, когда я захожу в здание, то не испытываю ничего, кроме пустоты. Я, наверное, перееду. Таких выгодных условий мне не найти, однако каждый раз, проходя по вестибюлю, я ощущаю присутствие тьмы. – Он опускает глаза.

Лифт останавливается на шестом.

– Прости, что вывалил это на тебя. Похоже, мне надо к врачу.

Я не успеваю ничего ответить – двери лифта закрываются.

Позже я обдумываю сказанное Джошем. Набираю его номер, спрашиваю, согласен ли он поговорить. Мне можно спуститься?

– Конечно, – говорит он. – Я тут просто рисую.

Дверь открыта. Джош лежит на диване, рядом валяется альбом.

– Надеюсь, ты все-таки раздумаешь переезжать. От себя не убежишь.

– Да я понимаю, что дело не в здании, но все равно.

– А почему ты вдруг об этом заговорил?

– Мы столько раз вместе оказывались в лифте! Шутили над тем, как там все мигает и дергается. Поскольку ты пишешь о Шанталь, я решил, что тебе стоит об этом знать.

Он смотрит на меня.

– Там ведь и про меня немного есть?

– А ты против?

– Да нет.

Спрашиваю, можно ли проиллюстрировать пьесу его «Королевой мечей».

– Не вопрос. Иллюстрируй. Кто-нибудь увидит и придет в восторг. – Он приподымается и садится ровно. – Да, вот еще что, Тесс. Давно хотел сказать. То, что я делаю, вся эта имитация чужих стилей… Есть вполне уважаемые специалисты, которые считают, что это отдельная форма искусства. И есть известные имитаторы: Хан ван Меегерен, Дэвид Стейн, тот китаец, Пэй Шэнь Цянь, который делает великолепных Поллока, Ротко, Кляйна. Я тоже ничего, но все-таки в другой весовой категории. Стейн за час может сделать набросок в стиле Шагала, Пикассо или Миро. Однажды галерея устроила его показ, «Имитации Стейна», и офис прокурора штата Нью-Йорк подал иск, чтобы выставку запретили. Судья встал на сторону Стейна. В своем решении он написал: «Его работы по усовершенствованию стиля известных мастеров могут быть объяснены особым талантом, который всегда свойственен истинным художникам». Иначе говоря, Стейн заслуживает уважения своим умением работать в стилистике других авторов. Его можно в чем-то обвинить только в том случае, если он подделает подпись автора оригинала.