Книга Мои 99 процентов, страница 5 – Салли Торн

Он имеет в виду меня. Я пожимаю плечами.

– Ничего страшного, – говорю я Холли.

Она без единого слова кивает и скрывается в подсобке. Не станет ли сегодняшняя смена для нее последней каплей?

Этот тип не собирается просто расплатиться и уйти. Ему явно неймется. Я вяло спорю; все его высказывания – скука смертная. Я выглядела бы лучше, если бы не стриглась так коротко. Я выглядела бы очень даже ничего, если бы только немного постаралась. А так я выгляжу как мужик, который зачем-то решил накраситься. А вот это уже было слегка обидно. Я вся из себя такая крутая, да? Все его комментарии и оскорбления я с легкостью парирую, но когда я пробиваю ему пятый двойной виски, он заходит слишком далеко.

– Да кем ты вообще себя возомнила? Думаешь, ты какая-то особенная, да?

Его голос проникает сквозь туман, и я впиваюсь взглядом в его лицо. Внутри меня разрастается странное ощущение: разверзающаяся трещина, словно меня только что раскололи надвое, точно сухое полено. Я не нахожусь, что на это ответить. Он видит, что его укол достиг цели, и удовлетворенно улыбается.

Мне доводилось выслушивать множество куда более серьезных оскорблений на множестве языков, но так сильно меня еще не задевало ни одно.

Хотя, вообще-то, задевало. Потому что ровно те же самые слова бросил мне в лицо мой брат, перед тем как уехать.

– Этого, – говорю я Киту, как будто выбираю в зоомагазине золотую рыбку.

Охранник за шкирку вышвыривает наглеца за дверь. Его дружки начинают шуметь и цедить сквозь зубы ругательства. Во мне мгновенно вспыхивает гнев.

– Ваша задача – сделать заказ, расплатиться и оставить чаевые. Молча. Так что давайте, выполняйте эти три пункта и проваливайте с глаз моих долой.

Тут возвращается Холли и, опустившись рядом со мной на колени, принимается сметать битое стекло в мусорный совок.

– Ай!

Я вижу, как по ее лодыжке прямо в белый носок с кроссовкой струится тоненький ручеек крови.

– Дай посмотрю, – произношу я, ценой неимоверных усилий удержавшись, чтобы не вздохнуть.

Роюсь в аптечке и одновременно соображаю, не получится ли у меня пристроить ее куда-нибудь в другое место.

– Ты шить хотя бы самую малость умеешь? Моей подруге Трули, видимо, в ближайшее время понадобится помощница. Скорее всего, ты даже сможешь работать на дому.

– Я сшила лоскутное покрывало на свою кровать. Но там все было просто: строчи себе по прямой да и все. Если не нужно будет делать ничего сложного, наверное, я справлюсь.

Она стирает из-под глаз потекшую тушь и оглядывается с таким видом, будто до нее вдруг дошло то, что я поняла с самого начала: ей здесь не место.

Я заклеиваю ей ногу пластырем, выдаю ее половину чаевых и отправляю домой. Хватит с нее на сегодня.

– Если решишь не возвращаться сюда больше, просто напиши мне, и я скажу Энтони.

Холли кивает, еле сдерживая слезы.

Она хорошая девочка, но я очень надеюсь, что она уйдет отсюда. А не то в конце концов станет такой, как я.

Бар закрывается только в четыре утра, так что вскоре появляются по-настоящему крутые ребята, которые работают здесь в ночную смену. Они – мое будущее. Я убираю свои чаевые в сумочку, и мы несколько минут обсуждаем вопрос, за кем из того отребья, которое торчит у нас в зале, надо внимательно приглядывать.

– Пока, – бросаю я Киту, проходя мимо его табурета у двери, но он уже поднимается на ноги.

– Правила одинаковые для всех.

– Плевать я хотела на здешние правила!

– Ничего не поделаешь, – пожимает он плечами.

– А тебя самого кто провожает до машины?

Он явно задумывается над ответом.

– Ну, например, ты. – Он улыбается этой мысли. – Если когда-нибудь захочешь подзаработать, я сведу тебя с ребятами, которые держат охранную фирму. Ты отлично туда впишешься.

– Спасибо, конечно, но нет. – Я толкаю входную дверь, смирившись с тем, что он потащится вслед за мной, и немедленно оказываюсь в мареве сигаретного дыма и выхлопных газов. – Серьезно, ты себе не представляешь, как меня бесит, когда ты обращаешься со мной как с маленьким ребенком.

– Ну, думаю, некоторое представление все же имею, – сухо отзывается Кит.

Когда я оглядываюсь на него через плечо, он окидывает парковку наметанным взглядом. Когда-то давно, задолго до меня, с одной девушкой, которая работала здесь, что-то случилось, и, кажется, где-то в переулке до сих пор таится какое-то ужасное, наводящее дрожь зло.

Я сдаюсь и направляюсь к машине:

– Идем, мой верный пес, пора на прогулку.

Длиннющие ноги Кита позволяют ему без труда поспевать за мной, в то время как я в раздражении лавирую между небольшими группками байкеров, стоящих рядом со своими мотоциклами.

– Эй, детка, постой-ка! – окликает меня один.

– Я сегодня не могу, – нарочито писклявым голосом отзывается Кит, и все они дружно покатываются со смеху. – Дарси, с тобой все в порядке? У тебя вид какой-то болезненный.

Я и забыла, каким восприимчивым он может быть. Он ведь зарабатывает на жизнь тем, что наблюдает за людьми.

– У кого, у меня? Я в полном порядке. Спасибо, что вышвырнул того придурка. Это, наверное, самая приятная часть в твоей работе – смотреть, как они распластываются по асфальту.

Принимаюсь рыться в сумочке. В обществе такого амбала можно обойтись и без зажатого в кулаке ключа.

– Не совсем. – Он огромный, как шкаф, приятной, хотя и без изюминки, внешности, с золотым перстнем на руке. – Кстати, я так и не отдал тебе те двадцать баксов, которые ты мне тогда одолжила. Хотел сказать тебе спасибо за то, что выручила… и за то, что выслушала, тоже.

Мне становится совестно, потому что на самом деле я вовсе его не слушала.

Я, как записная директорская подлиза, проверяла графики работы наших ребят, выискивая всяческие нестыковки, а Кит сидел рядом со мной на табурете, рассказывая про жену и тещу и засунутый куда-то бумажник. Что-то про плохое самочувствие и постоянную работу. Все это сопровождалось изрядным количеством вздохов и разорванной в клочки подставкой под пивную кружку. Он, конечно, милый, и мне его жаль, но двадцать баксов показались мне тогда вполне сходной ценой за то, чтобы положить конец его излияниям.

– Да не парься ты так из-за этой двадцатки.

Как и всегда, когда я проявляю щедрость, меня прямо-таки начинает распирать изнутри от гордости. Я делаю паузу, но Кит молчит и продолжает нависать надо мной.

– Серьезно, у меня совершенно не горит. Можешь оплатить мне прощальную выпивку, когда я наконец буду отмечать свое увольнение из этого гадюшника. Ладно, я поехала. Вино само себя не выпьет.