Книга Сад изящных слов, страница 50 – Макото Синкай

Женщина медленно обернулась на звук шагов Такао. Вот Она, перед ним, на фоне пруда, в котором отражается насыщенно-зелёная листва. Одетая в идеально сидящий серый костюм, с недоумевающим взглядом потерявшегося ребёнка. Она посмотрела ему в глаза, и сквозь чёрные, прозрачные зрачки, казалось, можно было увидеть её душу. Он вздрогнул, будто ему провели рукой прямо по сердцу, и понял: «Она сама и есть летний дождь». А остановить льющийся дождь никому не под силу. Где-то вдали прогремел гром. И подходящие слова сами оказались на языке.

— Пусть не гремит совсем здесь грома бог... — обращаясь к той, что стоит под навесом с глициниями, произнёс Такао.

Ветер, перемахнув через пруд, зашелестел листьями глициний, взъерошил поверхность воды и растрепал Её волосы. Она опустила глаза, и Её улыбка наполнилась грустью. Такао вдруг почудилось, что когда-то давно он видел точно такую же картину. Некоторое время слышался лишь затихающий шёпот волн, а затем Она посмотрела на Такао и сказала:

— Всё верно... Ответ правильный. Это песня-отклик на ту, что я прочитала тебе при нашей первой встрече.

Она говорила таким тоном, каким дети, играя, изображают учителя. Прозвучало немного смешно, и Такао почувствовал, что лёд между ними постепенно тает.

— Это из «Манъёсю». Я вчера нашёл в учебнике.

Песня-перекличка, послания, которыми обменялась влюблённая пара.

«Если пойдёт дождь, ты останешься со мной?» — спрашивает женщина. И мужчина отвечает: «Дождь или нет, если ты попросишь — останусь». Такао уже слышал эти стихотворения на уроке.

«И дошло до меня только через три месяца», — не удержался он от горькой усмешки, а затем, собрав волю в кулак, обратился к Ней по имени:

— Юкино-сэнсэй...

И посмотрел ей прямо в лицо. По её губам скользнула растерянная улыбка. Она слегка наклонила голову и кончиком пальца отвела от щеки прядь волос.

— В первый же день я увидела герб на твоей форме и поняла, что ты из моей школы, — сказала она, прервалась и сделала медленный вдох, как будто ей не хватало воздуха. — И я подумала, ты догадаешься, что я учительница классической литературы, если я прочитаю стихотворение, которое проходят на уроках. К тому же я была уверена, что в школе меня все знают... Но ты, выходит, не знал обо мне ничего.

Такао легонько кивнул. Она чуть прищурилась, как от яркого света. И сказала с едва различимым смешком:

— Значит, ты всё это время видел мир по-другому.

Где-то совсем рядом неожиданно послышались звонкие трели сорокопута. Такао с удивлением огляделся и обнаружил двух птиц, слётанной парой носившихся над прудом. И он, и она некоторое время наблюдали за ними, пока те не скрылись в тени деревьев, а затем Юкино встревоженным голосом спросила:

— А что у тебя с лицом?

Что бы ответить? Ему захотелось её попугать.

— Выпил пива — от вас научился — меня развезло, и я свалился с платформы на линии Яманотэ.

— Не может быть! — она прикрыла рот ладонью и широко распахнула глаза.

Какая она красивая!

Такао добродушно ухмыльнулся:

— И не было. Всего-то подрался.

В этот самый миг в небе полыхнула ярко-белая вспышка и раздался оглушительный грохот.

Воздух мелко завибрировал, как диффузор громкоговорителя.

Где-то поблизости ударила молния. Такао и Юкино непроизвольно переглянулись, а затем одновременно посмотрели вверх. Они и не заметили, что в небе вскипели серые, как глина, грозовые облака, внутри которых, словно кровеносные сосуды, мерцали росчерки света. В вышине над тучами медленно перекатывался басовитый барабанный бой. Внезапный порыв холодного ветра поднял волны на поверхности пруда, и на воду с громкими шлепками посыпались крупные дождевые капли.

«Ох ты, дождь!»

Когда он так подумал, уже лило как из ведра и всё вокруг заволокло белой дымкой.

Навес с листьями глициний никак не годился на роль крыши, и Такао инстинктивно схватил Юкино за руку и бросился бежать. Казалось, они бегут сквозь мутную воду. Он ничего не видел перед собой и даже не слышал собственных шагов за гулом ливня. Когда они заскочили в беседку, и волосы, и одежда уже промокли насквозь.

— Мы как будто реку переплыли! — весело сказала Юкино, всё ещё тяжело дыша.

Такао тоже улыбнулся. Он запыхался, и вместе с тем у него было отличное, не чета утреннему, настроение. Ветер разгулялся, косые струи окатывали их водой вперемешку с листьями, и они, дав волю чувствам, кричали от восторга. Вокруг витал чистый, свежий запах дождя, и казалось, что весь воздух в мире заменили новым. Такао вдруг осознал, что и недавний разговор, и недавние переживания начисто смыло небесной влагой. События в школе, пережитое летом одиночество — всё исчезло без следа.

— Обожаю летние ливни! — глядя, как дождь водопадом срывается с козырька крыши, счастливым голосом произнесла Юкино.

— Я тоже. Из всех времён года я больше всего люблю лето.

— А летний зной?

— И зной, и влажность, и то, как пот стекает по коже, и то, как пересыхает в горле. Так я чувствую, что живу, и мне это нравится. А вы, Юкино-сан?

— Лето мне тоже нравится. И ещё весна. В это время зарождается и быстро набирает силу что-то новое. А сезон холодов не люблю — мёрзну.

Такао это рассмешило. Ничего себе причина!

— При том что ваша фамилия начинается с «Юки» — «снег»...

— ...зиму я ненавижу! — смеясь, подхватила Юкино. А затем, коснувшись пальцами промокших кончиков волос, стеснительно, мельком, глянула на Такао. Её пухлые губы чуть шевельнулись, как будто она начала что-то говорить, но остановилась.

— Вы что-то сказали?

— Да... — она осеклась, а затем, словно отбросив сомнения, спросила:

— Так как же тебя зовут?..

Такао не удержался и прыснул со смеху. В груди разлилось тепло.

— Акидзуки. Такао Акидзуки.

— Хм. Акидзуки-кун, — сказала она, будто проверяя звучание, и легонько кивнула. Повторила ещё раз: — Значит, Акидзуки-кун... — и вдруг, словно ей было озарение, торжествующе выпалила: — Так твоя фамилия начинается с «Аки» — «осень»!..

«Как ребёнок», — подумал Такао и ответил:

— Но люблю я лето.

Оба тихонько вздохнули и дружно захихикали. Беседка наполнилась неловкой радостью, ведь у них стало на один общий секрет больше. А затем, будто сговорившись, они одновременно сели каждый на своё привычное место на разных концах L-образной скамейки, оставив между собой пространство ещё для двоих. По сравнению с их расположением три месяца назад, они немного приблизились друг к другу.