
Онлайн книга «Дитя погоды»
— Хина, Ходака! — крикнул Наставник из ванной. — Давайте искупаемся втроём! Мы с Хиной поперхнулись чаем. — Купайся один! — крикнули мы в один голос. — Что? Ну тогда, Ходака, давай вдвоём, как два мужика! — Чего?! Хина хихикнула и сказала: — Иди. — Как тепло... — Мы с Наставником до плеч погрузились в ванну, полную горячей воды. — Ой? Что это такое? — Наставник нажал на кнопку на стене. Свет в ванной комнате тут же погас, вместо этого загорелись огоньки в самой ванне, а кроме того, появилась пена. Ванна оказалась с гидромассажем. — Ух ты! Щекотно! — загалдели мы. — Освободить ванную! Хина и Наги дали друг другу пять. Пока Хина принимала ванну, мы вдвоём приготовили ужин. В тумбочке под телевизором лежали продукты быстрого приготовления и горячие закуски из автомата: якисоба, такояки [34], лапша, карри, картошка фри и караагэ. При одном взгляде на упаковки у меня потекли слюнки. — Ух ты, как много всего! Что возьмём, Ходака? — возбуждённо спросил Наставник. — Давайте всё вместе! — Что? Правда можно? — Мне дали увольнительные, так что можно! — Ура! — Наставник повернулся к ванной комнате и громко крикнул: — Хина, у нас сегодня роскошный ужин! — Здо́рово! — ответила Хина; её голос отдавался эхом, и почему-то от этого у меня быстрее забилось сердце. — Я искупалась! — сказала она, открывая дверь ванной комнаты, когда мы один за другим подогревали горячие снеки в микроволновке. — О, отлично, — пробормотал я и затаил дыхание: на Хине был белый банный халат, она откинула волосы на одну сторону и обернула их полотенцем. Её кожа, обычно белая, теперь обрела оттенок лепестков вишни. Я вдруг осознал, что пялюсь на неё уже секунд пять, и поспешно отвёл взгляд. Хина будто бы даже не заметила этого; увидев горячие закуски на столе, она издала радостный возглас. — Давайте есть! — сказали мы и принялись за еду. — Якисоба — объедение! И такояки! А карри — пальчики оближешь! — восторгались мы. В самом деле, всё было изумительно вкусно. Мы передавали коробочки по кругу, чтобы досталось каждому. В карри мы положили караагэ, получилось карри с курицей («Просто находка!» — оценили мы), лапшу приготовили за две минуты и согласились, что получилось прямо al dente и гораздо вкуснее, чем в каком-нибудь кафе. После еды устроили караоке-конкурс, а затем — битву подушками. Кидались подушками и валиками для кровати. Неважно, попадал я, промахивался или же попадали в меня, — весело было в любом случае. Так весело и радостно, что почему-то к глазам подступали слёзы. Я бросал подушки и думал: «Если Бог есть на свете... Пожалуйста... Хватит. Уже всё хорошо. Мы как-нибудь проживём. Пожалуйста, не давай нам больше ничего, но и не отнимай ничего больше». Подушка попала Хине по лицу, в отместку девушка бросила свою, и та хлопнула меня прямо по носу. «Прошу тебя, Боже... — задыхаясь от смеха, я впервые в жизни исступлённо молился. — Пожалуйста, дай нам пожить вот так ещё немного». Когда настала полночь, часы у изголовья кровати издали электронный писк. Мы болтали весь вечер, и я сам не заметил, как Наги уснул на постели у самой стенки. Кровать оказалась просто огромная, и мы втроём свободно на ней разместились. Мы с Хиной лежали на спине рядом друг с дружкой, я чувствовал исходящий от неё запах шампуня — такого же, каким мылся сам, — и меня почему-то охватывала гордость. Свет в номере был выключен, только торшер у изголовья тускло освещал царящий в комнате полумрак. Похоже, вместо снега снова пошёл дождь — я слышал знакомый шум за окном. Однако дождь стучал не так яростно, как раньше. Звук теперь был мягче и нежнее, словно доносившаяся издалека барабанная дробь. Казалось, этому стуку было известно о нашем прошлом и будущем, он просто молча принимал нас такими, как есть, даже не думая упрекать за сделанный выбор. «Живи, — слышалось мне в этом стуке. — Живи, живи. Просто живи...» — Хина... Ободрённый шумом дождя, я достал коробочку с кольцом: — С восемнадцатилетием. Я положил коробочку на простыню, и Хина удивлённо взглянула на меня. — Оно недорогое, но я подобрал такое, чтобы подошло вам. Хина открыла коробочку, и её лицо расплылось в улыбке — яркой, будто распустившийся цветок. — Спасибо! Я смущённо усмехнулся. — Слушай, Ходака... — Хина вдруг чуть понизила голос. — Ты хочешь, чтобы дождь прекратился? — Что? Хина перевела взгляд с кольца на моё лицо. В её глазах с голубым отливом читалось непонятное чувство. Не в силах его разгадать, я просто кивнул: — Угу. В это мгновение будто само небо откликнулось на мои слова. Низко загремел гром, а торшер заморгал — похоже, куда-то поблизости ударила молния. Хина отвела от меня взгляд, легла на кровать и посмотрела в потолок. И тут я что-то осознал. Чувство, которое читалось в её глазах, — это... — Кажется, меня должны принести в жертву. — Что? — Нацуми мне рассказала. О судьбе Солнечной девушки. Она должна пожертвовать собой и исчезнуть из этого мира, и тогда вернётся хорошая погода. Вспоминая твой взгляд теперь, я понимаю, что в ту ночь уловил в нём отчаяние. — Но... Это невозможно. Я неловко усмехнулся. «Чушь какая-то», — подумал я, но в то же время странное чувство утраты зародилось где-то внутри и разрасталось с каждой секундой. — Да нет, они с Сугой ведь вечно несут всякое. Такого быть не может... Исчезнете? Ерунда какая... Я не договорил — Хина вдруг поднялась с кровати и развязала пояс халата. Она медленно вытащила левую руку из рукава. Я смотрел, не в силах отвести взгляд, и наконец из-под халата показалась её левая грудь. Я оторопел: лампа просвечивала через её грудь. Тело Хины было прозрачным, как вода, от левого плеча до самой груди, и свет лампы, отражаясь где-то внутри него, подсвечивал кожу. Я только растерянно смотрел на девушку, не в силах осознать происходящее. Наконец она заговорила: — Ходака. Я с трудом оторвал взгляд от прозрачного тела и посмотрел ей в глаза. Казалось, Хина вот-вот заплачет, но она вдруг мягко улыбнулась: — И куда же ты пялишься? — Никуда я не... — машинально ответил я. Но нет, нельзя. Мне нельзя плакать. Нельзя, и всё же... — На вас... |