Книга Сожалею о тебе, страница 36 – Коллин Гувер

– Вы двое очень близки?

Парень просто кивает. По его нежеланию озвучивать ответ можно легко догадаться, насколько тяжела для него будет смерть дедушки. Мне становится заранее жаль Адамса.

– Тебе нужно как можно больше записывать.

– Что ты имеешь в виду? – бросает на меня косой взгляд Миллер.

– Записывай все, что хочешь запомнить. Ты удивишься, насколько быстро начинают исчезать воспоминания.

– Хорошо, – благодарно улыбается он. – Обещаю так и сделать. Именно поэтому я постоянно его снимаю на камеру.

Я ответно улыбаюсь и поворачиваюсь к окну. Больше мы ничего не говорим, пока вновь не оказываемся на парковке «Старбакса» пятнадцать минут спустя.

Я потягиваюсь и распрямляю спину, а затем отстегиваю ремень безопасности.

– Спасибо. Мне очень нужна была эта поездка.

– Мне тоже, – соглашается Миллер, опираясь на водительскую дверь и наблюдая, как я беру сумку и открываю машину со своей стороны.

– У тебя отличный музыкальный вкус.

– Знаю, – отвечает он с легкой ухмылкой на губах.

– Увидимся завтра в школе?

– До скорого.

Заметно, что он не хочет меня отпускать, но и останавливать не торопится, поэтому я все же выбираюсь из пикапа. Я захлопываю дверцу и поворачиваюсь к своей машине. Пока я ищу ключи в сумочке, слышу, как Миллер возится в кабине, но стоит мне поднять голову – и он уже совсем рядом. Стоит, облокачиваясь на мой автомобиль. Он смотрит на меня так пристально, что я чувствую, как его взгляд проникает глубоко в душу.

– Нам стоит чаще проводить время вместе. Ты завтра занята?

Я прекращаю поиски и перевожу на него глаза. Завтрашний вечер звучит отлично, но сегодняшний – даже лучше, потому что остается еще час до возвращения домой.

– Я и сейчас свободна.

– Куда бы тебе хотелось пойти?

Я бросаю взгляд на двери «Старбакса», чувствуя желание снова выпить кофе.

– Я бы не отказалась еще от одного стакана макиато.

* * *

Все небольшие столики уже заняты, поэтому нам остаются на выбор лишь шестиместные либо угловой вариант с одним диванчиком на двоих. Место для влюбленных парочек.

Миллер направляется именно к нему, и не скажу, что меня это сильно расстраивает. Мы удобно располагаемся на диване, откинувшись на подушки и устремив друг на друга взгляды. Я поджимаю под себя ноги, и мой спутник тоже меняет положение.

Наши колени соприкасаются.

К тому моменту, как я допиваю кофе, в заведении практически никого не остается, но мы ни на секунду не перестаем болтать и смеяться. Эти версии нас самих сильно отличаются от тех, что молча колесили по дорогам в пикапе, но от этого нам не становится менее комфортно.

Рядом с Миллером я чувствую себя непринужденно. Вне зависимости от того, что мы делаем: молчим, разговариваем или хохочем. Все выходит естественным, и это именно то, в чем я нуждалась, сама о том не ведая. Но, боже, как же мне было это нужно!

С момента аварии жизнь была полна острых углов, которые я обходила на цыпочках в полной темноте на протяжении целого месяца, стараясь не пораниться.

Несмотря на сильное любопытство, я так ни разу и не подняла тему расставания с Шелби. Я надеялась, что собеседник окажет ответную любезность и будет избегать обсуждения аварии и всего, что произошло позднее, но он все же спрашивает, как справляется с горем мать.

– Наверное, неплохо. – Я допиваю последний глоток кофе. – Хотя недавно я наткнулась на нее, когда она пыталась ни с того ни с сего снести дверь на кухне. Молотком! Огромная дыра красуется по центру створки уже две недели.

Миллер улыбается, но не весело, а скорее с сочувствием.

– А ты как? – интересуется он. – Планируешь что-нибудь разрушить?

– Не-а, – пожимаю я плечами. – У меня все хорошо. В смысле… прошел всего месяц. Я до сих пор реву в подушку по ночам. Но теперь мне не хочется только лежать в кровати. – Я встряхиваю пустой стаканчик. – Кофеин отлично помогает.

– Хочешь еще макиато?

Я отрицательно качаю головой и ставлю картонный стакан на столик. Затем принимаю более удобное положение на диванчике. Миллер следует моему примеру, и теперь мы сидим совсем близко.

– Можно попросить об одолжении? – спрашиваю я.

– Зависит, о каком именно.

– Когда станешь известным режиссером, позаботься, чтобы при съемках у актеров в кружках действительно содержалась какая-нибудь жидкость.

– Ты наступила на больную мозоль, – смеется парень. Очень громко. – Они же постоянно используют пустые! И когда посуду ставят на стол, по звуку сразу становится ясно, что внутри ничего нет.

– Я как-то раз смотрела кино, где герой очень активно жестикулировал со стаканом в руке, изображая ярость, не пролив при этом ни капли. После увиденного я уже не могла погрузиться в происходящее, и впечатление было окончательно испорчено.

– Обещаю. – Миллер с улыбкой сжимает мое колено. – Все стаканчики на моей съемочной площадке будут полными. – Его рука так и остается лежать у меня на ноге. Сложно притворяться, что я этого не замечаю, но я неплохая актриса. Хотя взгляд то и дело соскальзывает вниз. Мне слишком нравится наблюдать эту картину. А еще мне нравится чувствовать поглаживания его большого пальца.

Мне вообще хорошо рядом с Миллером Адамсом. Не уверена, но кажется, он ощущает то же самое. Мы оба не можем сдержать улыбок. И я точно покраснела минимум три раза во время нашей беседы.

Мы оба понимаем, что заинтересованы друг в друге, поэтому не особо стремимся скрывать это обстоятельство. Меня сдерживает только одно. Думает ли он до сих пор о Шелби?

– Итак, – произносит Миллер. – Ты уже выбрала, куда будешь поступать? Все еще планируешь учиться на факультете актерского мастерства?

Вопрос заставляет меня тяжело вздохнуть.

– Мне бы очень этого хотелось, но мама против. Папа тоже возражал.

– Но почему?

– У артистов не так много шансов на успех, поэтому родители настаивали, чтобы я освоила более практичную специальность.

– Я видел тебя на сцене. Ты рождена для этого.

– Правда? – Я слегка выпрямляюсь на сиденье. – Какую постановку ты смотрел? – Я участвую в школьном спектакле каждый год, но никогда не замечала в зале Миллера.

– Забыл название. Но точно помню твою потрясающую игру.

От смущения я покрываюсь румянцем уже в четвертый раз. Затем снова опираюсь на спинку диванчика и застенчиво улыбаюсь.

– А ты? Уже подал документы в Техасский университет? Или куда-нибудь?

– Нет, – качает головой собеседник. – Мы не можем себе позволить такое дорогое учебное заведение, кроме того, я должен быть здесь. Рядом с дедулей.