Онлайн книга «Будапештский нуар»
|
– Так я и думал, – пробормотал он, подошел к столу, поправил налокотники и наконец заговорил: – Я готов, Гордон. – Отлично. Архивариус аккуратно разложил перед собой записи и посмотрел на посетителя: – Вы не просили письменно, поэтому я не указал ссылки. Может, я что-то и вспомню, если это важно, но извините заранее. – Мне не важно, когда, где и кем написана статья, Штрассер. Достаточно информации с ваших слов. – Итак. – Тот расправил плечи. Гордон был как на иголках и не отказался бы сейчас потрясти архивариуса, чтобы тот наконец заговорил. Но он знал: ожидание оправдается. Он знал наверняка, что, если нанять частного детектива, тот потратит в десять раз больше времени, а выяснит в десять раз меньше, и, конечно, язык за зубами держать не будет. – Итак, – повторил архивариус. – Витязь Андраш Сёллёшхеди Сёллёши родился в 1876 году в Будапеште. Его отца тогда уже звали Томаш Сёллёши, если быть точнее, Томас Ротенау. После освободительной борьбы он приехал в Буду в качестве ашкеназского еврея и открыл свой универмаг. Когда он отказался от веры, точно не скажу, но знаю, что это произошло в конце 50-х годов ХIХ века. Сына он окрестил уже не Андреасом, а Андрашем. Жена его тоже приняла римское католичество. Отец Сёллёши стал по-настоящему состоятельным человеком, когда в 1867 году перенес свой магазин в Пешт. Андраш был единственным ребенком, поэтому отправить его учиться за границу не составило труда. Сначала он учился в Антверпене, затем в Берлине. В 1902 году вернулся в Будапешт и сразу занял место рядом с отцом, который скончался уже в 1905 году. Еще через год, в 1906 году, Андраш женился на Ирме Петнехази. В 1914 году у них родился единственный ребенок, девочка, которую назвали Фанни. Первые два года мировой войны он много путешествовал, главным образом по Африке. Он одним из первых заключил сделку в Абиссинии. В 1919 году он уже был владельцем пяти магазинов в Пеште, но их оборот блекнул на фоне импорта кофе. Какое-то время он поставлял свой товар в наикрупнейшие магазины Вены и Белграда. Таким образом в 1920 году он вышел на немецкий рынок. [22] Он умело лавировал в щекотливых вопросах политики, умел стороной обойти шторма, так что вскоре открыл еще несколько магазинов, которые на этот раз занимались оптовой торговлей: один в Берлине, один в Мюнхене, один в Бремене и один в Нюрнберге. В 1933 году Хорти пожаловал ему титул витязя и одновременно назначил тайным советником. С начала года большая часть экспорта направлялась в Германию как одному из самых крупных подрядчиков. Сейчас он проживает по адресу: улица Пашарети, дом 48. Его контора располагается на проспекте Императора Вильгельма. Личный автомобиль: «Майбах DS8 Цеппелин»-седан, номер MA 110. Известен как замкнутый человек, часто по делам бывает в Германии. Не ходит в театр, почти не появляется в обществе. Жена, Ирма Петнехази, значительно активнее и является членом различных женских объединений. Единственный ребенок – самое большое разочарование в жизни Сёллёши, так как теперь непонятно, кому передать дело. Гордон даже не пытался записывать то, что Штрассер зачитывал безучастным, угасающим голосом. Из него бы не вышло хорошего радиодиктора, но он к этому и не стремился. – Скажите, Штрассер, можно мне забрать ваши заметки? – спросил Гордон. Архивариус смерил его взглядом. – Никогда не отдавал свои заметки. – И наверное, никогда не встречали репортера, который хотел бы работать, но не мог, потому что ему чуть не сломали руку. – Видел я репортеров, которые не могли работать, но бывают исключительные случаи. – Это как раз один из них. – Гордон поднялся и положил перед Штрассером еще одну пачку египетских сигарет. – Мне тоже так кажется. – Штрассер моментально спрятал пачку и подвинул заметки ближе к Гордону. – Не знаю, зачем вам это. Неужто статью собрались писать? Это было бы любопытно. – Почему? – Сёллёши никогда не общался с репортерами. По крайней мере, с нами – точно, но и от других не слышал. Писать о нем писали, но сам он никогда не давал интервью. – Почему он так себя ведет? – Сами выясняйте, если хотите, потому что мне отсюда, из архива, ничего не видно. Да и желанием не горю. Гордон поднялся в кабинет редакции, подошел к телефону и набрал номер. Трубку поднял Мор. – Все хорошо, дедушка? – спросил Гордон. – Да, дорогой мой. Долго нам еще тут сидеть? – Недолго. Попросите, чтобы дворник заказал обед, но, пока я не вернусь, из дома не выходите. Можете передать трубку Кристине? – Подожди. Что вообще происходит? Во что ты влип? – Я все расскажу, дедушка, но потом, сейчас не могу говорить. Позовите Кристину. Пока девушка шла к телефону, он подтянул к себе «Восемь часов» и принялся листать. Оставил открытой рубрику сообщений. Один за другим следовало пять коротких текстов, по паре предложений в каждом. Гордон пробежал глазами первый текст, хотя прекрасно знал, что здесь размещают: «Довожу до сведения своих нынешних и будущих глубокоуважаемых клиентов, что с 10-го числа я поменял фамилию Клейн на венгерскую фамилию Куташ. С уважением, доктор Эндре Куташ, частный адвокат». Остальные сообщения были аналогичными. Врачи, торговцы, адвокаты – один за другим они писали о том, что сменили фамилию на венгерскую. Однако странно, что… – Жигмонд. – Все хорошо, Кристина? – Да, уже получше, – ответила она. – Я и подумать не могла, что все так серьезно. – Простите. – Это не ваша вина. – Нет, моя. Кристина на секунду задумалась: – Да, ваша. Вас избили те же самые люди? – Да. – Вы знаете, кто они? – Догадываюсь. – Догадываетесь? – Да. – Потом расскажете. – Обязательно, – ответил Гордон и оглядел редакцию. Никто не обращал на него внимания. Гёмбёш ушел в прошлое, теперь коллеги занимались другими делами. – И? – Что и?.. – Надолго мы заключены под домашний арест? – Когда приду домой, мы все обсудим. Мне пора, берегите себя, – ответил Гордон и повесил трубку. И все же была причина, почему он не жалел о своей нетрудоспособности. Последние дни протекали в догадках, кого же Дарани привлечет в правительство наряду с Партией национального единства. Зачем столько об этом рассуждать? Все тех же. Хорти назначил Кальмана Дарани на должность премьер-министра уже в день похорон, при том что тот только пару дней исполнял обязанности главы правительства, и даже это было лишь пустой формальностью. |