Книга Прекрасные и проклятые, страница 81 – Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Из трех его соседей по палатке — плосколицего отказника по религиозным убеждениям из Теннесси, толстоватого, вечно испуганного поляка и того надменного кельта, который сидел рядом с ним в вагоне — первые двое проводили вечера за бесконечным писанием писем домой, в то время как ирландец сидел у выхода из палатки, вновь и вновь насвистывая себе под нос полдюжины пронзительно-монотонных птичьих рулад. И вот, скорее с целью хоть на час избавиться от их общества, чем в надежде на развлечение, в конце недели, когда был снят карантин, Энтони отправился в город. Он вскочил в одно из переполненных маршрутных такси, которые в избытке каждый вечер сновали по лагерю и уже через полчаса его высадили на душно-дремотной главной улице перед отелем «Стоунуолл».

В густеющих сумерках город казался неожиданно привлекательным. Тротуары были заполнены ярко одетыми, обильно накрашенными девушками, переговаривающимися между собой ленивыми низкими голосами, десятками такси, водители которых кидались к проходившим мимо офицерам со словами: «Куда прикажете, лейтенант?» и, между всем этим, потоком оборванных, шаркающих ногами раболепных негров. Неспешно бредя в теплой полумгле, Энтони впервые за много лет ощутил тягучее, похотливое дыхание Юга, разлитое в самой пряной мягкости воздуха, в обволакивающем бездумье, когда перестаешь замечать время.

Он миновал почти квартал, когда был внезапно остановлен прозвучавшим у самого уха грубым окриком:

— А вас не учили отдавать честь офицерам?

Он непонимающе уставился на человека, который обращался к нему; это был дородный черноволосый капитан, гневно мерявший его выпученными карими глазами.

— Смир-рна! — прозвучало подобно грому. Несколько проходивших рядом людей остановились и стали смотреть. Большеглазая девушка в сиреневом платье хихикнула, обращаясь к своей подружке.

Энтони стал по стойке «смирно».

— Номер части и рота?

Энтони ответил.

— А теперь запомните, что когда встречаете на улице офицера, нужно вытягиваться в струнку и приветствовать его!

— Конечно!

— Нужно говорить: «Так точно, сэр!»

— Так точно, сэр.

Дородный капитан что-то проворчал, резко повернулся и, печатая шаг, продолжил свой путь. Спустя секунду пошел и Энтони, только город не казался ему больше праздным и экзотическим; все волшебство единым махом выветрилось из сумерек. Взглядом, обращенным внутрь, он увидел всю недостойность и униженность своего положения. Он ненавидел этого офицера, всех офицеров — жизнь была невыносима.

Пройдя еще с половину квартала, он вдруг понял, что та девушка в сиреневом платье, которая хихикнула, наблюдая его конфуз, теперь шла с подружкой шагах в десяти перед ним. Она несколько раз оборачивалась и взглядывала на него с задорным смехом в больших глазах, которые, казалось, были того же цвета, что и платье.

На углу она и ее компаньонка заметно замедлили шаг, поставив его перед выбором — присоединиться к ним, или, не замечая, пройти мимо. Он обогнал их, но передумал и тоже замедлил шаги. Через минуту парочка вновь поравнялась с ним, теперь просто изнемогая от смеха — но не того откровенно призывного, какого можно было ожидать от участниц этого столь знакомого спектакля на Севере, а мягкого, серебристо-переливчатого, словно избыток неведомого тонкого веселья, которое вызвал он, нечаянно сказав что-то смешное.

— Здравствуйте, — заговорил Энтони.

Глаза у нее казались бархатными, как сама темнота. Были они на самом деле фиолетовыми, или это темная их голубизна мешалась с серой гаммой сумерек?

— Приятный вечер, — неопределенно начал он.

— Да уж, — откликнулась вторая девушка.

— Для вас он, похоже, был не слишком удачным, — вздохнула та, что в сиреневом. Ее голос казался настолько же частью этой ночи, как и полусонный ветерок, шевеливший широкие поля ее шляпы.

— Ему просто необходимо было покрасоваться, — сказал Энтони с презрительным смешком.

— Это точно, — согласилась она.

Они свернули за угол и стали вяло подниматься по боковой улочке, словно их тянули на буксире. В этом городе казалось вполне естественным огибать вот так углы, идти, никуда в особенности не направляясь, ни о чем не думая… Боковая улица была погружена во мрак; внезапный провал в область колючих изгородей из шиповника и маленьких тихих домиков в глубине дворов.

— Куда вы направляетесь? — осведомился он вежливо.

— Да просто гуляем, — ответ был как бы извинением, вопросом и одновременно пояснением.

— А можно мне пройтись с вами?

— Да сколько угодно.

В том, что она говорила совсем не так, как на Севере, было свое преимущество. Он не мог определить по её выговору, к какому классу она принадлежит — в Нью-Йорке девушка из нижних слоев общества обязательно покажется грубой, непереносимой, на нее можно смотреть разве что сквозь розовые очки опьянения.

Темнота кралась за ними по пятам. Почти не разговаривая — Энтони было нечего сказать, кроме случайных, ни к чему не обязывающих вопросов, девушки молчали по провинциальной привычке экономить слова и мысли — они добрались до следующего угла, потом до еще одною. Посреди квартала под фонарным столбом остановились.

— Я живу здесь, рядом, — пояснила вторая девушка.

— А я через пару кварталов, — сказала девушка в сиреневом.

— Можно мне вас проводить?

— До угла, если уж так хотите.

Вторая девушка отступила на несколько шагов. Энтони приподнял фуражку.

— Вам полагается козырнуть, — сказала девушка в сиреневом со смехом. — Все солдаты отдают честь.

— Обязательно научусь, — вполне серьезно отозвался он.

Вторая девушка сказала: «Ну, ладно, — и, поколебавшись, добавила, — позвони мне завтра, Дот» и вышла из желтого круга под фонарем. Потом Энтони с девушкой в сиреневом молча миновали три квартала и подошли в небольшому, хрупкому на вид строению, которое и было её домом. Возле деревянной калитки она остановилась в нерешительности.

— Ну… спасибо.

— А вам действительно надо идти?

— Да, вообще-то.

— Мы не могли бы погулять еще немного?

Она посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.

— Я вас даже не знаю.

Энтони рассмеялся.

— Так в чем же дело, еще не поздно.

— Лучше уж я домой пойду.

— Я просто подумал, что мы могли бы сходить в кино.

— Неплохо придумано.

— А потом я могу проводить вас домой. У меня как раз хватит времени. В часть мне нужно к одиннадцати.

Было так темно, что он едва мог разглядеть ее. Различал лишь едва заметно шевелимое ветерком платье и два прозрачных влажно поблескивающих глаза.