Онлайн книга «Враг под покрывалом»
|
И увела его, белого, голого, пятнистого, худого, костлявого, как птичка, космополита, ученого, вмещавшего в себе всех людей. Он быстро отключился. Мягки восточные постели. 14
– С меня просто течет, – сказала Энн Толбот. – А еще говорят про любовь в тропиках. Просто жару жаре добавляет. – Она лежала на спине, изнуренная, на жесткой односпальной кровати. – Умеренная зона. Зима. Изморозь на окнах. А когда первый ложишься в постель, весь дрожишь. Вот это для меня. – Сегодня действительно жарко, – подтвердил Краббе и целиком вытерся простыней. – Жалко, что вентилятора нет. – Вентилятора, ванны, цивилизованной уборной. Харканье и плевки на лестницах. Что тебя вообще заставило выбрать это место? – Желание сохранить тайну. Здесь никто не интересуется. Никто не знает. – Рядом на узкой улочке британские солдаты, измученные службой в джунглях, пьяно орали, швыряли долго копимые доллары. Потом начнут драться, отключаться, пыхтеть в борделе. Снизу из бара отеля просачивался шум музыкального автомата. Краббе выглянул, почесывая вспотевшую спину. – Никак нельзя остановиться в мало-мальски приличном месте. Малайя – просто округ. – Девять часов, – объявила Энн Толбот, взглянув на свои часы па столе и вновь шлепнувшись на пропотевшую подушку. – Ты выбрал самое что ни на есть нелепое время. Спать слишком рано, опять одеваться слишком поздно. – Я выбрал? – Он сел рядом с ней. – У тебя брюшко отрастает. Точно как у Герберта, только совсем не такое большое. Но ведь ты моложе. И пахнешь. – Перевернулась лицом вниз, голос зазвучал приглушенно. – Мужчиной пахнешь. – Снова тропики. Все мы в тропиках пахнем. А Герберт, припомни, не только самим собой пахнет. Еще луком, сыром, какао. – Ох, заткнись насчет Герберта. Комнатка казалась низкой, кругом разбросана одежда, два пустых стакана, муравьи ползают по тарелке. В комнате рядом дребезжал портативный приемник, взорвался на хинди, утих до китайского лепета. Лампочка в сто ватт, голая, тепло освещала голые тела. – Грязноводиая дельта, – молвил Краббе. – Или, по выражению Жана Кокто, Kouala L'impure. [52] Слышишь. – На улице слышался вой, звон битого стекла. – Ну, пошли. Выпьем где-нибудь. – Где? В клуб нельзя, в «Арлекин» нельзя. В городе полно съехавшихся на конференцию директоров. Все нас знают. Меня наверняка. – Да. – Действительно, проходила конференция школьных директоров, внушавшая какое-то чувство вины. Энн, по мнению Толбота, навещала подругу, работавшую на малайском радио. – Ну, пойдем куда-нибудь. – Краббе хотелось выбраться из потной душной комнаты со смятыми серыми простынями. Оделись, и Энн, крася губы, сказала: – Признайся. Когда ты говоришь о любви, это лишь голос возбужденной плоти? – Частично. – Потому что я должна уйти. Больше не собираюсь с ним жить. Только ест, да к тому же и пьет. А потом превращается в одни волосатые руки. Я могу только в уборной закрыться. Нельзя провести остаток жизни в уборной. – Когда это было? – Часто бывает. Было вечером перед моим отъездом. – Бедняжка, – сказал Краббе, поцеловав ее в левое ухо. Она взглянула на него в зеркало. Без особенной теплоты. И сказала: – Вопрос вот какой. Что ты по этому поводу намереваешься делать? – Что намереваюсь делать? – Да, милый. Знаешь, у тебя есть определенные обязательства передо мной. Краббе в туго затянутом галстуке, в пляжном костюме, сидел на лишней кровати, утирал со лба пот. – Чего ты от меня хочешь? – спросил он. – Настанет пора, когда ему придется со мной развестись. Он знает. Не сможет бесконечно тянуть. Когда станет слишком позорным посмешищем, вынужден будет что-нибудь сделать. Задумается о своей драгоценной карьере. – А я тут при чем? Она отвернулась от зеркала, снова собранная, серьезная, после потворства своим желаниям час назад. – Можешь отправить Фенеллу домой. Она вечно ноет, что хочет домой. – Она без меня домой не поедет. – Скоро поедет домой. Навсегда. – Хочешь, чтоб я развелся? Так, что ли? – Как знаешь. У тебя достаточно веских причин. – Она говорит, Абан ничего дурного не делает. Говорит, просто издали обожает ее. Так или иначе, чего ты хочешь? – Хочу отделаться от Герберта. – Ты же знаешь, что не обязана с ним оставаться. Всегда можешь уйти. – Как? Куда я пойду? Где деньги возьму? Даже квартиру не смогу снять без его разрешения. Краббе закурил сигарету, глядя на нее сквозь дым. – Все равно не пойму, при чем тут я. Хочешь, чтоб мы поженились? – Нет. Никогда больше замуж не выйду. Хочу быть свободной. Дай и мне тоже. – Он дал ей прикурить. – Ясно. Хочешь меня использовать, да? Хочешь, чтоб я помог поднять крупный скандал и он бы тебя отпустил. Что потом будешь делать? – С тобой останусь. Краббе изумленно глядел в детско-гангстерское лицо. – А что будет с моей драгоценной карьерой? – У тебя ее нет. Здесь, в любом случае. Слишком поздно. Когда этот срок твоей службы закончится, больше ничего не получишь. Если не подпишешь контракт с властью. Останешься в системе Зарубежной Гражданской службы, придется куда-нибудь переезжать. В Гонконг, в Африку… Осталось не так много мест, правда? А время Герберта, может быть, кончилось. – Откуда тебе все это известно? – О, просачивается информация. От белых хотят поскорее избавиться. – Значит, все напрасно, – сказал Краббе, уставившись в голый пол. – Слишком поздно. – Стоит ли воевать с Джаганатаном? Хардман был прав, здесь сумерки, когда как-то можно работать, но только неумело. Света мало, в глаза тычутся летучие мыши, москиты кусают. Когда любишь, любовь редко бывает взаимной. Малайя в нем не нуждается. – Скажи честно, Виктор, – сказала она. – Тебе брак не нужен. Ты вроде меня. Хочешь любви с открытой дверью. Я могу давать тебе счастье так долго, как ты пожелаешь. Или как я пожелаю. – Я был женат по-настоящему. Думаю, это бывает лишь раз. – Повезло тебе. Слушай, Виктор. – Она села с ним рядом. – Тебе было со мной хорошо. Правда? Действительно хорошо. Никто про нас не узнает. Ни души. Я умная. – Фенелла что-то подозревает. – Не так уж много. И у меня имеется какое-то достоинство. Напоказ не выставляюсь. И мы были осторожны, не так ли? Чересчур, черт возьми, осторожны. Но знаешь, ты мне дорог, довольно-таки дорог. |