Онлайн книга «Квартира на двоих»
|
А она указала на меня через весь зал и заявила, что это был я. Такой кошмар, не описать. Я видел, как меняются лица присяжных, и ничего не мог поделать. Пытался встать и что-то возразить, но судья заорал: «Вам никто не давал слова!» Его мне в общем-то так и не дали. Когда дошло до вопросов, присяжные уже все решили. Сэл спрашивал какую-то ерунду, да я и не мог сказать ничего стоящего, в голове творился полный кавардак, – я просто не ожидал, что до такого дойдет. Обвинение сыграло на одном старом происшествии. Когда мне было девятнадцать и жизнь моя была совсем дрянь, я ввязался в несколько драк (отдельная история, и, клянусь, все не так страшно, как кажется). Короче, они заявили, что я агрессивный. Даже притащили парня, с которым я раньше работал в кафе и который порядком меня ненавидел – мы поцапались из-за девчонки, что ему нравилась в колледже, но на выпускной она пошла со мной. Или какая-то еще чепуха в том же роде. Даже удивительно, как они ловко это приплели. Я понимаю, почему присяжные поверили в мою виновность. Прокурор с командой офигительно грамотно представили все в нужном свете. Меня приговорили к восьми годам за вооруженное ограбление. И вот я здесь. Всякий раз, когда рассказываю, все меньше в это верю. Понимаешь? И все больше злюсь. Случай вроде несложный. Мы думали, Сэл утрясет его через апелляцию. (Сэл, кстати, адвокат.) Однако до апелляции дело никак не доходит, чтоб ему. Приговор был в прошлом ноябре, а апелляции нет как нет. Знаю, Леон пытается помочь, и я очень его за это люблю, но проблема в том, что всем насрать, выйду я или нет. Кроме него. И, наверное, мамы. Скажу тебе откровенно, Тиффи, меня сейчас трясет. Хоть криком кричи. В такие моменты тяжелее всего. Отжимания, конечно, помогают, но иногда хочется бежать, а между кроватью и унитазом всего три шага. В общем, письмо вышло очень длинное, да и писал я долго – ты, может, уже забыла про наш разговор. Отвечать не обязательно, но если захочешь, Леон перешлет мне твой ответ со следующим письмом – если все-таки напишешь, пожалуйста, вложи конверт с марками. Надеюсь, даже больше обычного, что ты мне веришь. Может, потому, что ты дорога моему брату, а он, по сути, единственный, кто по-настоящему дорог мне. Всего тебе наилучшего. Ричи На следующее утро перечитываю письмо, лежа в постели, устроившись в одеяле, как в гнезде. В животе холодно, кожу покалывает. Думаю о Ричи, и хочется плакать. Не знаю, почему его письмо меня так тронуло, да только факт остается фактом: сейчас суббота, половина шестого утра, и я не сплю. Нестерпимо. Несправедливо. Плохо соображая, тянусь к телефону. – Герти, ты ведь профессионал в своем деле? – В некотором роде да. По этой причине в основном почти каждый день, кроме субботы, меня поднимают с постели в шесть утра. Гляжу на часы. Шесть. – Извини… А на чем ты специализируешься? – На уголовном праве, Тиффи, на уголовном. – Ага. А подробней? – Будем считать, что дело у тебя срочное, – говорит Герти, явственно скрипя зубами. – Преступления против человека или его имущества. – Например, вооруженное ограбление? – Хороший пример, молодец. – Ты меня ненавидишь, да? Я теперь первая в твоем черном списке? – Сегодня мое отсыпное утро, и ты его испортила, так что да, ты обошла Дональда Трампа и таксиста «Убера», который всю дорогу поет себе под нос. Хреновое начало. – Ты же в особых случаях берешься работать по сниженному тарифу или бесплатно? Герти отвечает не сразу. – К чему ты клонишь? – Просто выслушай. Если я дам тебе письмо от парня, которого осудили за вооруженное ограбление, прочитаешь? От тебя ничего не требуется. Я прекрасно понимаю, у тебя тонна важных дел. Просто прочитай и, если сможешь, набросай список вопросов, ладно? – Откуда у тебя письмо? – Долгая история. Поверь, это важно, иначе я бы тебя не просила. На том конце воцаряется долгая сонная тишина. – Конечно. Почитаю. Приходи на ланч и захвати письмо. – Я тебя люблю. – А я тебя ненавижу. – Знаю. Но я принесу тебе латте. Дональд Трамп никогда бы не принес тебе латте! – Хорошо. Решение о твоем порядковом номере в расстрельном списке я приму, когда попробую кофе. И больше никогда не звони мне раньше десяти. Вешает трубку. Их квартира совершенно гертифицировалась. Почти не заметно, что Мо вообще здесь живет. Его предыдущая комната представляла собой свалку из стираных и нестираных тряпок и бумаг, вероятно конфиденциальных. А здесь каждый предмет – на своем месте. Квартира крошечная, но это заметно гораздо меньше, чем в прошлой – каким-то образом Герти удалось переключить внимание от низких потолков к огромным окнам, через которые кухню-гостиную заливает мягкий летний солнечный свет. И невероятно чисто. Мое уважение к Герти растет – подумать только, чего она добилась силой воли или, вполне возможно, издевками. Протягиваю кофе. Она делает глоток и одобрительно кивает. Я победно взмахиваю кулаком, официально поднимаясь в черном списке выше человека, который собирается построить стену между Мексикой и США. – Письмо! – требует Герти, протягивая руку. Да, она не любительница пустой болтовни… Роюсь в сумке и подаю письмо. Она берет очки со столика у входной двери, где с невероятной педантичностью неизменно их оставляет, и начинает читать. Я нервно суечусь. Хожу туда-сюда. Меняю местами книги, которые стопкой лежат на краю обеденного стола. – Уйди с глаз моих, – требует Герти, не повышая голоса. – Ты мне мешаешь. Мо в кафе на углу, где делают плохой кофе. Он тебя развлечет. – Ладно. Хорошо. А ты… ты уже читаешь? И что думаешь? Не отвечает. Я закатываю глаза и тут же смываюсь, от греха подальше. Не успеваю дойти до кафе, как звонит телефон. Герти. – Можешь вернуться. – Уже? – Протокол заседания я получу не раньше, чем через двое суток, даже если заказать экспресс-доставку. Пока не прочитаю, ничего определенного сказать не могу. Улыбаюсь. – Ты запросила протокол заседания? – Преступники бывают очень убедительны, Тиффи, и я не советую верить их рассказам о суде. Люди пристрастны и плохо разбираются в тонкостях законодательства. Я все еще улыбаюсь. – И все-таки ты запросила протокол. – Никого не обнадеживай, – строго велит Герти. – Я серьезно, Тиффи. Я соберу информацию. Но пока ничего не говори тому парню, пожалуйста. Жестоко будет напрасно его волновать. |