Книга Смерть знает, где тебя искать, страница 41 – Андрей Воронин

Но Илья понял без лишних слов.

– Конечно хочется! Но страшно.

– Так.., подожди, брат, – на губах Григория появилась глуповатая ухмылка, – можно ее проверить. Давай завезем бабу в больницу, пусть посмотрят.

– Ага, завезем! Тут нас и повинтят. У нее ж ни документов, ни хрена нет! Да и не в себе она, черт ее знает что ей в голову стрельнет. Пока сидит тихо, а потом вдруг что-то в мозгах щелкнет, начнет рассказывать или кусаться бросится. Зачем лишние неприятности?

– Да, дела… Ни сожрать ее, ни трахнуть, только кормить надо. А она ничего не жрет.

– Попоить хотя бы надо, а то загнется. Илья попробовал сунуть девушке кружку с водой, но та даже не пошевелила рукой, чтобы взять.

– Сожми ей челюсти, вольем.

– Еще захлебнется. Ну ее на хрен!

– Ты попробуй.

Братья попытались напоить Риту, но та дергалась, вода из кружки выливалась.

– Придумал! – хлопнул себя по лбу Григорий. – Помнишь, собака у нас занемогла, есть и пить отказывалась? Так ветеринар посоветовал через шприц ее поить, сунуть кончик между зубов – ив рот лить.

Илья вернулся с большим пластиковым шприцем, и дело пошло. Григорий держал девушку, а Илья загонял ей в рот воду. Рита оттого, что двигалась, а может, и от воды, немного ожила. На щеках появился румянец, и от этого она стала еще более привлекательной.

– Есть идея, – оживился Григорий. – Зачем ее в больницу везти, ведь анализ по крови делают. Наберем в шприц крови и завезем. Скажем, будто наша родственница из деревни стесняется в больницу идти, категорически отказывается обследоваться даже анонимно. Ты же немного знаешь Федора Ивановича из больницы в Клину? Мы ему еще цветы на похороны тещи бесплатно давали. Он нам должен, пусть и отрабатывает.

– Он в лаборатории работает, – глаза братьев засветились радостью, то, что раньше казалось им сложным, на поверку выходило простым.

– Да и мать справке поверит. Пару дней повеселимся, а потом, если все в порядке, сожрем ее, – Григорий хлопнул в ладоши, словно ребенок, радующийся новой игрушке.

Для братьев Вырезубовых девушка была тем же самым, что и курица для крестьянских детей: немного побалуются, а потом в суп – и ничуть не жалко. Мать отрубит голову, ощиплет, а потом вся семья соберется за обеденным столом, и никто даже не вспомнит, как она квохтала, как несла яйца. Разве что все позабавятся рассказу о том, как курица с отрубленной головой еще пару кругов пробежала по двору, а затем замертво упала в пыль, обагряя ее кровью.

Резиновый жгут перехватил руку выше локтя, и Илья занес шприц. И тут девушка испуганно вскрикнула. Это был первый звук, изданный ею сегодня. Раньше Рита панически боялась наркотиков – инстинкт самосохранения сработал. Она попыталась вырваться, но ее тут же грубо ударили в лицо. Из рассеченной губы потекла кровь, а под глазом тут же вздулся бугор.

– Ты поосторожнее, шкуру испортишь! Игла скользнула под кожу, хрустнула вена.

– Держи, держи, а то иглу обломает! Темная кровь медленно наполняла шприц.

– Ну вот и порядок, – выдергивая иглу, произнес Григорий. Шприц он держал двумя пальцами на отдалении, боясь, что кровь попадет на руки. – Прямо сейчас и завезем. Зачем тянуть? Завтра, может, результат узнаем. Главное, чтобы Федор Иванович справку написал, матери показать. Срежь штук семь роз, завезем, пусть девчонкам из лаборатории раздаст, а они уж постараются.

Братья на всякий случай, памятуя о происшедшем ранее, поставили на люк не только небольшой ящик, засыпанный землей, но и тяжелую деревянную колоду с топором.

– Думаешь, мать зарубить ее сможет?

– Кто ж ее знает! Если невзлюбила, то зарубит.

– Обидится мама, когда колоду увидит. Нельзя ее сердить, оттаскивай назад.

Колодку нехотя, кряхтя и охая, откатили.

– И ящик убери, пусть не думает, что мы от нее что-то скрываем.

Григорий Вырезубов держал в правой руке шприц и важно шел от оранжереи к дому. Брат следовал за ним. Собаки смотрели на хозяев немигающими взглядами.

Мать мыла посуду на кухне.

– Мама, – сказал Григорий, переступая порог. Женщина вытерла руки белым вафельным полотенцем и присела на табурет.

– Что это у тебя? – глядя на шприц с кровью, спросила женщина.

– Это, мама, – за брата начал говорить Илья, – мы у нашей сучки немного крови отсосали. Понимаешь, мы тут подумали…

– Здесь думаю я, а не вы.

– Если скажете, что не надо, мы и не поедем.

– Куда?

– В больницу.

– Разве кто-нибудь заболел? Ты, Гриша, себя плохо чувствуешь?

– Нет, мама, что вы, у меня все в порядке, здоровье железное. Мы с братом в вас пошли.

– Тогда что это?

– У стервы крови отсосали, хотим проверить, не больна ли она какой дрянью.

– А дальше?

– Если не больна, то съесть ее можно. Мать улыбнулась, сообразительность сыновей порадовала.

– А что вы скажете, когда кровь в больницу привезете?

– Скажем, что она наша сестра…

– Что вы, какие еще сестры! – быстро и решительно мать вскочила с табурета. – Скажете, что это наша родственница, приехала из Сибири, и мы волнуемся, не больна ли она какой-нибудь гадостью.

Разговор был глупый. Но среди этих троих никто большим умом не отличался, они были хитры, как хищные звери, но так же глупы и по-своему наивны.

– Только долго там не торчите.

– Мы семь цветочков срежем, можно, мама? – спросил Илья.

– Для кого?

– Мы не девушкам, мы Федору Ивановичу.

– Он и так нам должен, – мгновенно вспомнила Наталья Евдокимовна.

– Вот и отработает. А это – чтобы он вас вспомнил.

– И не семь, а пять, – сказала Вырезубова.

– Хорошо, мама, как скажете.

– И не самых хороших. Берите кремовые, в правом углу оранжереи.

– Хорошо, мама, как скажете, так и сделаем.

Через тридцать минут микроавтобус уже мчался к близкому Клину.

Федор Иванович оказался на месте, в маленьком кабинете, с микроскопом на столе. Стол был завален разнообразными стеклышками с фиолетовыми, черными и розовыми мазками. Все стеклышки были подписаны. Федор Иванович курил, стряхивая пепел прямо на пол.

Братья с букетом наперевес вошли в кабинет. Шприц с кровью находился в спортивной сумке на плече Григория. Складывалось впечатление, что мужчины появились в этом кабинете лишь для того, чтобы поздравить старого знакомого с какой-то праздничной датой.