Онлайн книга «Смерть знает, где тебя искать»
|
Сергей даже не задумывался, на какой этаж сбежали нападавшие, он, как охотничий пес, полагался лишь на свое чутье. Муму не ошибся ни на шаг, не сделал ни одного лишнего поворота и с разбегу ударился в закрытую дверь лаборатории, из-под которой лился свет. Дверь была заперта. Несколько раз Дорогин ударил в нее плечом. С той стороны лишь жалобным звоном отозвались ключи, выпавшие из замочной скважины. – Ушли! – выдохнул Сергей и, почувствовав, что нет больше сил стоять, опустился на корточки возле стены. Вниз уже бежали люди, звенели ключи. Сергей сидел не поднимая головы. Кто-то его спрашивал: – С вами все в порядке? – Да, – глухо отвечал Муму. Но лишь только распахнулась дверь, лишь свет упал на пол, Дорогин поднялся и заглянул в лабораторию. Первое, что он увидел, это одинокая роза, стоящая в высоком мерном стакане, точно такая, какие те, которые он видел в кабинете у Тамары Солодкиной, та самая роза, о которой забыл Григорий Вырезубов, выхватывая букет из трехлитровой банки. Распахнутое окно, ветер, колышущий занавески, окровавленная медсестра, дежурившая в реанимации… Дорогин не мог понять, что произошло, кто на него набросился, откуда взялись посторонние, одетые в белые халаты и колпаки. Он тряхнул головой и осмотрелся. Тамары рядом не было. «И немудрено, она же в операционной, и никто не бросит операцию, случись даже пожар.» И тут он вспомнил, как зовут девушку-медсестру – Лиля. Имя совсем не подходило к ее внешности. Типичное русское, веснушчатое лицо, русые волосы, голубые глаза, пухлые губы. А имя Лиля предполагало нечто другое, во всяком случае в воображении Дорогина: жгучая брюнетка, карие глаза, смуглое лицо, осиная талия. И никакого платья, черные брюки и облегающий свитер. – Лиля, – сказал Дорогин, беря сидевшую в кресле медсестру за руку. Девушка одной рукой прижимала ко лбу грелку со льдом, обернутую в марлю. – Двое, в белых халатах… – Я это и сам видел, но лиц было не рассмотреть. Откуда они взялись? Девушка непонимающе смотрела на Дорогина. – Они неслись по коридору быстро, как… – медсестра запнулась, – как бешеные кони. – Ты видела, как они пришли в реанимацию? – Конечно видела, их привел Федор Иванович. Они втроем зашли в палату. Я еще хотела вас окликнуть, когда вы подошли к двери… – Какой Федор Иванович? – спросил Муму. Кто-то за его спиной подсказал: – Завлаб, мы сидим в его кабинете. И тут установившийся было покой в больнице разорвал истошный женский крик. Такое в больнице случается нечасто, медики – народ тертый, и даже самую хрупкую медсестру не испугаешь ни видом крови, ни открытым переломом, когда из мяса торчат разведенные обломки костей. Крик повторился, на этот раз еще более громко. «Я так и знал, – подумал Дорогин, – это проклятое место!» – Господи, сюда, скорее! Дорогин последним поднялся по лестнице. Уже никто не обращал на него внимания, кровь из прокушенной лодыжки пропитала джинсы. – Милицию вызывайте! Сергей остановился в двери. Свет в палате уже горел, и он увидел мертвого мужчину, лежавшего под кроватью, с которой был убран матрас. Сквозь панцирную сетку Дорогин увидел тощую шею с темно-красной, почти черной полосой, выпучившиеся, остановившиеся глаза, вываленный синеватый язык. "Это и есть Федор Иванович”, – подумал Дорогин о человеке, которого увидел впервые. В больнице пришлось задержаться до утра, отвечать на вопросы, подписывать протокол, объяснять, почему он, Сергей Дорогин, оказался ночью в реанимации, какого черта его понесло в палату. Но сколько ни допытывался следователь, он так и не смог уяснить, что же было нужно убийцам от Сергея, почему они хотели его задушить. Так же было неясно, почему им понадобилось убивать заведующего лабораторией Федора Ивановича, да еще не у него в кабинете, а наверху, в реанимации. Вопросов было куда больше, чем ответов. – Я знаю теперь ровно столько, сколько знаете вы, – сказал Дорогин следователю. – И поверьте, мне тоже не хотелось бы, чтобы эта ночь повторилась. По глазам следователя Дорогин понял, его не подозревают. Ведь он сам чуть не погиб, а допрашивают его лишь потому, что следователю больше не за кого зацепиться, никто, кроме него и Лилии, не видел убийц. Но что толку, если и он, и медсестра запомнили лишь белые халаты и белые колпаки. Тут, в больнице, весь персонал так ходит. Время для завтрака еще не наступило, а по коридорам вовсю сновали больные, забывшие о своих недугах, и наперебой обсуждали ночное происшествие. С каждой минутой оно обрастало все новыми и новыми выдуманными подробностями, становясь от этого более запутанным. От услуг хирургов Сергей отказался наотрез, сколько ему ни предлагали зашить прокушенную ногу. А Тамаре было достаточно лишь двух слов: – Сиди молчи. Дорогин не проронил ни звука, когда игла впивалась в кожу. – Ты уверен, что тебе не нужна заморозка? – Делай свое дело. Взялась за работу – действуй. – Тебе на самом деле очень больно? – Нет, не очень, – превозмогая боль, произнес Дорогин, – ведь это делаешь ты, у тебя рука легкая. А на мне, как тебе известно, все заживает как на собаке. Тамара горько усмехнулась, аккуратно и быстро продергивая иглу, делая последний стежок. Она сама же перевязала рану. – А если он бешеный? – пошутил Сергей. – Тогда тебе, Сергей, предстоит очень неприятная процедура: каждый день я буду делать тебе укол в живот. – Ты хорошо шьешь кожу, но совсем не умеешь шить одежду. Почему? – Потому что ленивая. И твое тело – лучший материал, с которым мне доводилось работать. Тамара и Сергей понимали, что все их шутки натянутые, вымученные, вынужденные, ведь ночью был убит человек и чуть не убили самого Дорогина. – Послушай, – вдруг вспомнил Сергей, – кто тебе подарил цветы? – Какие? – Те, что стоят у тебя в кабинете. Тамара замолчала, а затем тихо-тихо произнесла: – Федор Иванович. Еще днем… Он мертвый, а его цветы стоят в моем кабинете, живые цветы. – Я у него на столе видел, по-моему, точно такую же розу. – Да-да… – подтвердила наблюдение Дорогина Тамара, – ты что, ревнуешь меня? – К мертвецу ревновать, к сожалению, бессмысленно, – ответил Сергей. И они тотчас оставили эту тему, почувствовав неловкость, словно подобными разговорами оскорбляли память покойного. |