
Онлайн книга «Белая чума»
![]() – Ну вот, Джон, – сказал Херити. – Ты откажешься от самогона так же, как и от «Гиннесса»? Не хочешь же ты, чтобы мы пили одни! – Здесь достаточно людей, чтобы выпить с вами, – сказал отец Майкл. – И вы среди них? – спросил Херити. Отец Майкл взглянул на другой конец стола, где неразговаривающий мальчик смотрел на него с тревогой. – Нет… мне не надо, благодарю вас, мистер Херити. – Вы стали аскетом, святой отец? – спросил Херити. – Вера! Какие ужасные вещи происходят. – Он принял стакан самогона от Гэннона и отхлебнул из него, причмокнув губами в притворном восхищении. – Ах, это, действительно, молочко маленького народца! Гэннон подвинул сосуд вдоль стола по направлению к Мерфи, который жадно схватил его и налил себе большой стакан. Снова усевшись за стол, Гэннон посмотрел на отца Майкла. – У вас есть родственники в этих местах, отец? Отец Майкл отрицательно помотал головой. Херити сделал большой глоток самогона, поставил стакан и вытер рот тыльной стороной ладони. – Семья? У нашего отца Майкла? Разве вы не знаете, что все священники происходят из выдающихся и больших семей? Отец Майкл бросил на Гэннона затравленный взгляд. – У меня есть два живых брата. – Живых! – воскликнул Херити. – Вы слышали, что сказал прохвессор? Это не жизнь. – Он поднял стакан. – Тост. Дайте мистеру О'Доннелу стакан. Он выпьет с нами. Гэннон плеснул немного самогона в стакан и подвинул его Джону. – За проклятую Ирландию! – сказал Херити, высоко поднимая стакан. – Пусть она восстанет из мертвых и поразит дьявола, который причинил нам это зло. И пусть он переживет тысячу смертей за каждую, которую вызвал. Херити опорожнил стакан и выставил его на стол, чтобы наполнить снова. – Я пью за это! – сказал Мерфи и выпил свой стакан, затем поднял кувшин со стола и снова наполнил стаканы себе и Херити. Кеннет, возраст которого Джон оценивал в четырнадцать лет, мрачно посмотрел на отца, с шумом отодвинул стул и встал. – Я выйду на улицу. – Сиди здесь, – сказал Херити. Он указал стаканом на стул. Кеннет посмотрел на отца, который кивнул головой. Помрачнев, Кеннет снова сел на стул, но не придвинул его к столу. – Куда ты собирался, Кеннет? – спросил Херити. – На улицу. – В хлев, полный мягкой соломы? Мечтать о том, как хорошо было бы поваляться на этой соломе с молодой женщиной, которую сам выберешь? – Оставьте его в покое, – примирительно сказал Мерфи. Херити перевел на него взгляд. – Конечно, мистер Мерфи. Но на улице почти ночь, и мы не нашли ни винтовку прохвессора, ни ваш пистолет, поэтому я хочу держать всех перед глазами. – Херити сделал большой глоток самогона, переводя глаза над краем стакана с Мерфи на Гэннона. Отец Майкл вмешался: – Джозеф! Вы плохой гость. Эти люди не желают нам зла. – Я тоже не желаю им зла, – сказал Херити. – Ни в коем случае, это просто предосторожность против того зла, которого можно избежать, если быть осмотрительным с оружием. И он снова сделал большой глоток самогона. Мерфи попытался улыбнуться ему, но смог только скривить губы. Его взгляд был прикован к автомату на груди Херити. Гэннон просто уставился в свою тарелку. – Мистер Гэннон? – спросил Херити. Не поднимая глаз, Гэннон сказал: – Мы достанем остальное оружие после новостей. – После новостей? – Сейчас время новостей, – пояснил Гэннон. – У меня есть приемник. Он сзади, в буфете возле раковины. – Он поднялся. Херити повернулся на стуле, наблюдая, как Гэннон подходит к буфету и возвращается с переносным приемником, который он поставил посреди стола. – У нас есть запас батареек, – сообщил Мерфи. – Терренс все хорошо продумал, когда приехал сюда. Гэннон повернул ручку, и в неожиданно затихшей кухне раздался громкий щелчок. Все смотрели на приемник. Он издавал шум помех, который сменился мягким гудением, затем раздался мужской голос: – Добрый вечер. Вы слушаете континентальную станцию Би-би-си с нашим специальным выпуском для Великобритании, Ирландии и Ливии. – В голосе диктора слышался итонский акцент. – По нашему обычаю, мы начинаем передачу с молчаливой молитвы, – сказал диктор. – Мы молимся за быстрое окончание этого несчастья, чтобы мир получил новые силы и долгий покой. Шум радио казался Джону громким, он наполнял пространство вокруг них напоминанием о других людях и иных местах, о многих мыслях, сосредоточенных в молитве. Он почувствовал горечь в горле и окинул взглядом сидящих за столом. Все склонили головы, кроме него и Херити. Последний, встретившись глазами с Джоном, подмигнул. – Ты заметил последовательность? – спросил Херити. – Великобритания, Ирландия и Ливия. Они могут называть ее первой, но Британия больше не великая. – Это Би-би-си, – сказал Гэннон. – А передачу ведут из Франции, – продолжил Херити. – Ни одного англичанина в редакции, хотя я уверен: все они говорят, как преподаватели из Оксфорда. Американцы, французы и пакистанцы, как мне сказали. – Какое это имеет значение? – спросил Гэннон. – Это имеет значение, потому что это факт, который не может отрицать ни один разумный человек! Этим янки, и «пакки», и лягушатникам сделали промывание мозгов. В первую очередь Англия, потом уже Ирландия, а потом язычники. – Да получат наши молитвы скорый ответ, – сказал диктор. – Аминь. – Бодрым голосом он продолжил: – А теперь новости. Джон слушал с увлечением. Стамбул был охвачен Паническим Огнем. Обнаружены новые «горячие» места. В Африке был назван тридцать один город, Найроби и Киншаса среди них. Йоханнесбург оставался радиоактивными руинами. Во Франции подтверждалась потеря Нима. Толпа в Дижоне линчевала двух священников по подозрению в ирландском происхождении. В Соединенных Штатах все еще пытались спасти «большую часть Нью-Орлеана». Швейцария скрылась за чем-то, что они называли «Лозаннским Барьером», объявив, что оставшаяся часть их страны не заражена. – Что за великая и славная картина! – воскликнул Херити. – Весь мир становится Швейцарией! Антисептический мир с перинами, мягкими, как юная грудь, да, Кеннет? – Херити смотрел на мальчика, лицо которого густо покраснело. Джон чувствовал только удивление от размеров пространства, которое было приведено в движение. Последствия были гораздо более внушительными, чем он ожидал, хотя Джон и не мог сказать, каковы были ожидания. Когда он думал об этом, то чувствовал шевеление О'Нейла-Внутри. Он все равно испытывал не раскаяние, а только благоговейный страх перед тем, что Немезида может принять вид национальных катастроф. |