Книга Ловушка для ворона, страница 64 – Энн Кливз

Рэйчел и Энн приехали под вечер. Стояла сильная жара. Вдалеке слышался гул машин, но двор был пуст. Из серых каменных домов не доносилось ни звука.

Затем открылась дверь, и появилась невысокая женщина средних лет. На ней была полосатая юбка и жакет, и она держала подбородком сверкающую чёрную сумочку, чтобы обеими руками подтянуть к себе и запереть тяжёлую скособоченную дверь. Она торопливо пошла через парковку, громко стуча шпильками по булыжникам.

– Простите! – крикнула Энн.

Она остановилась, развернулась на каблуках, беспокойно взглянула на часы.

– Да?

– Мы ищем директора.

– Вы его нашли, но мне некогда. Встреча совета попечителей, а я уже опаздываю.

– Мы надеялись побеседовать с Нэнси Дикин.

– Чего вы от неё хотите?

– Пообщаться, только и всего. У неё не слишком много посетителей, верно?

– Это не моя вина. – Директор сразу заняла оборонительную позицию. – Мы все старались, но её едва ли можно назвать общительной.

– Кто-нибудь приходил к ней недавно?

– Я никого не видела, и она ни о ком не упоминала. Впрочем, вряд ли бы стала упоминать. Можете попытаться. Номер четыре. Чай не пейте. – Она развернулась и, покачиваясь на шпильках, продолжила путь.

Во дворе было очень светло, и когда дверь коттеджа чуть приоткрылась, они сперва не могли разглядеть неясную фигуру внутри.

– Мисс Дикин? – спросила Энн. – Нэнси?

Дверь снова закрылась. Энн постучала в неё кулаком.

– Наверное, нам нужно поехать домой. – Рэйчел было неловко. Она представила, как смотрят люди из пустых окон, занавешенных тюлем. Энн не обратила внимания и снова ударила в дверь.

– Мы друзья Грэйс! – крикнула она. – Нэнси, вы меня слышите?

Дверь открылась. Нэнси Дикин была очень стара и здесь, в этом доме с зарешёченными окнами и крутой крышей, казалась ведьмой из детской книжки с картинками. На ней была длинная шерстяная юбка и чёрная кофта с дырами на локтях. Какое-то время она смотрела на них, потом заговорила. Речь её состояла сплошь из шипения и кашля, и никто из женщин не мог её разобрать.

– Мы можем войти? – В этот раз Энн Прис взяла инициативу на себя. Рэйчел подумала, что работа в Бейкиз её смягчила. Когда-то она отказалась бы выполнять грязную работу за Веру Стенхоуп, но вот она здесь, подпирает ногой дверь, чтобы старуха не смогла закрыть её снова.

Нэнси пошарила в кармане своего кардигана и достала пару огромных фальшивых челюстей, покрытых чёрным пухом. Она вставила их в рот и оскалила зубы, как животное, которое заперли в клетку.

– Разве я не сказала?

Она развернулась и повела их по коридору в маленькую, загромождённую вещами комнату, беспорядочно обставленную полуразвалившейся мебелью. Казалось, что она спит и всё остальное время проводит в этой комнате, хотя не было никаких признаков, что в доме есть ещё один обитатель. Узкая тахта была накрыта одеялом из разноцветных вязаных квадратов. На потрёпанном плетёном стуле лежала смятая куча одежды, увенчанная фетровой шляпой. У окна, закрывая собой большую часть света, стояла на столике клетка. Дверца была открыта, и голубой волнистый попугайчик пролетел над их головами и уселся на каминную полку.

– Грэйс мертва, – сказала пожилая леди, уже чётче. Казалось, что ей требуется время, чтобы снова приобрести навык человеческой речи.

– Так вы об этом знаете. – Энн села на диван. – Мы хотели убедиться.

Нэнси смела со стула груду одежды и уселась. Она откинулась назад, полуприкрыв глаза. Рэйчел какое-то время просто стояла в дверях, затем почувствовала, что выглядит подозрительно, и села на пол, прислонившись к стене.

– Что вы хотите? – требовательно спросила Нэнси.

– Только этого. Убедиться, что вы слышали. Мы думали, вам захочется знать. Грэйс о вас говорила.

– Когда?

– Мы вместе работали. На холме Блэклоу.

– Значит, рядом с Домом.

– Верно.

– Не думаю, что они её приглашали к себе. Не думаю, что её чертово королевское величество Оливия угощала её чаем.

– Нет, – ответила Энн. – Не думаю даже, что им было известно, что она здесь.

– Хорёк всегда поймает крысу, – загадочно произнесла Нэнси. – Если у него пусто в животе.

Энн и Рэйчел переглянулись. Солнечный свет проникал сквозь зарешеченное окно и прутья клетки, освещая плывущие в воздухе пылинки, искусно сплетённую паутину в пустом камине, потускневшие цвета вязаного коврика.

– Как вы узнали, что Грэйс мертва?

Снова наступило молчание. Нэнси смотрела на них, оценивая.

– Эд приходит меня повидать, – наконец сказала она. – Единственный из всех. Единственный, кого я впускаю.

– Директор сказала, что в последнее время у вас не было посетителей.

– Ха. Откуда ей знать? Деньги и встречи. Вот и всё, чем она занимается. И гоняется за своим хахалем.

– А Грэйс? Она когда-нибудь приходила?

– Она часто уезжала. Университет. Ходьба. Иногда Эдмунд привозил её.

– А в последнее время?

Старуха резко покачала головой.

– Я и не ждала. Она была молодая. У неё была своя жизнь. Но она всегда писала. Где бы она ни жила, она писала мне письма. И Эдмунд читал их, когда заходил меня навестить. Глаза у меня плохие. Я больше не могу читать. – Она уставилась на них, приглашая опровергнуть это объяснение.

– Вы сохранили письма?

– Зачем вам?

– Грэйс была нашим другом. У нас немного от неё осталось на память. Если бы могли ненадолго взять письма… Это было бы как снова говорить с ней, правда? Мы принесём их обратно.

– Я мало что выкидываю, – неохотно согласилась женщина.

– Так мы можем на них взглянуть?

– Не знаю. Я подумаю.

Она странно сжала зубы и снова взглянула на них с ехидством, понимая, что их поставила в тупик её нерешительность, и призывая Энн настаивать дальше.

Но Энн спросила:

– Когда мистер Фулвелл приходил сообщить вам о смерти Грэйс?

– На следующий день после того, как это случилось. Он сказал, что не хочет, чтобы я услышала об этом в новостях, хотя я бы не услышала, потому что всегда выключаю, когда по радио новости. Мне нравятся только старые песни. Но это было хорошо. Он всегда был добрым. У него нет машины, так что его подвёз друг.

– Какой друг? Мистер Оуэн?

– Не знаю. Не видела. Я его не звала внутрь. Только Эда.

– Вы видели машину?

– Отсюда не видно. – И это было правдой, поскольку через окно можно было разглядеть только двор и пожилого мужчину в гетрах, который вытащил на порог кухонный стул, чтобы посидеть на солнце.